Духовность. Формы, принципы, подходы. Том I

Мудрецы размышляли о политических, социальных и экономических отношениях, об удачной и неудачной судьбе и о неизбежной смерти. При этом они предпочитали анализировать внутреннюю позицию людей: то, как внутренняя жизнь проявляется во внешнем поведении человека, и, прежде всего, то, как он может скрывать свои внутренние порывы за внешним фасадом; тайны сердца человека, его страхи и иллюзии; двусмысленный феномен стыда и так далее (Иов 8:20слл.; 20:22слл., Сир 4:20–26*; 41:14–42:8 и так далее). Наряду с психологической реальностью объектом познания была природа: растения, животные, суша и вода, небесные тела и времена года. Мудрецы в школах мудрости старались освещать существующие взаимосвязи, события, опыт насколько возможно непредвзято. Это не означало, что их суждения были свободны от оценок. «Явно или неявно в изречениях все время производились оценки и решались вопросы, требовавшие суда; и происходило это на фоне основного знания, которое обязывало также и в нравственном отношении»^[620]. Центральной ценностью считалось благо, добро: добродетельное, приятное, полное наслаждения сводились в одно понятие. «Добро воспринималось Израилем просто как сила, как что-то, определявшее саму жизнь, воспринимавшееся в повседневном опыте и в нем действовавшее, то есть как что-то такое, что просто существовало и так же мало нуждалось в обсуждении, как свет и тьма»^[621]. Добро и зло — всепроникающие силы. «Относительно реальности добра и зла, формирующей жизнь, среди учителей не было никаких споров»^[622]

.

Источник добра

Духовность мудрости реализуется в контексте конкретной жизни, которая переживается как добро. Квинтэссенция этого добра — Сущий: «Познание мира всегда было для Израиля и познанием Бога, а познание Бога — познанием мира»^[623]. Никакой иной реальности, кроме той, что управляется Сущим, учителя просто не знали^[624]

. Сущий образует средоточие творения (Притч 3:19, ср. 16:1, 4; 22:2; 29:13) и душу дома (Пс 126:1, ср. Притч 10:22). Он — источник плодоношения, Он дает спутника жизни, от Него зависит исход битвы, Он — заступник перед судом. Сталкиваясь с хаосом, мудрый человек обращается к Сущему — центру познаваемой реальности, центру, который следует постоянно искать снова и снова. Эта благоговейная привязанность к Сущему обретает выражение в такой жизни, которая хранит вещи и этим утверждает себя (см. Притч 3:7, 9, 33; 8:13, 35; 11:1; 12:22; 14:2; 16:11; 21:3 и так далее).

Божественное вдохновение

В книгах мудрости Бог являет Себя как личный Бог: поддержка слабых и беспомощных, помощник праведников, стремящихся к мудрой, честной, смиренной и благочестивой жизни²²¹. Особенно важна Его помощь в правильном видении реальности: «Будучи еще юношею, прежде нежели пошел я странствовать, открыто искал я мудрости в молитве моей: пред храмом я молился о ней, и до конца буду искать ее» (Сир 51:18–19). На глазах всей общины (публично; стоя перед храмом) мудрец взывает к Богу (молится, умоляет, просит) о даровании мудрости. «Если Сущему, Который велик, угодно будет, он [мудрец] исполнится духом распознавания» [625]

(Сир 39:7). Глубина и божественное воздействие распознаются как благодать. Мудрец исполнится ею, только если Бог того захочет. Мудрость поэтому имеет две стороны: мудрец старается «искать мудрости в молитве» (Сир 51:18–19) и приобретет ее только в том случае, если «Богу будет угодно» (Сир 39:7). Мудрец располагается в поле напряжения между молитвой и созерцанием. Он молится о духе созерцания. Только тот человек, которому даровано благословение этой созерцательной мудрости, — воистину учитель: он «будет источать слова мудрости своей и в молитве благодарить Сущего [626]; благоуправит свою волю и ум и будет размышлять о тайнах Сущего [627]» (Сир 39:8–9).

Бенедиктинские века

С VI по X век Европа претерпела развитие, которое в значительной мере определялось монашеством. Особое влияние на культуру на самых разных уровнях (духовности, литургики, науки, искусства, управления и экономики) оказали бенедиктинцы. Здесь идет речь о постепенном процессе. Совместное действие нескольких факторов, — среди них — сила и гибкость Устава Бенедикта

и, конечно же, основные направления государственной и церковной политики, сказалось в том, что многообразные и локально обусловленные формы западной духовности в конце концов совпали с очертаниями бенедиктинства. Поэтому постепенно харизма Бенедикта смогла достигнуть того культурного влияния, которое позволяет нам говорить о «бенедиктинских веках».

Отличительные черты бенедиктинства