Это был мой первый лагерь. Бхурибаи была его участницей. Позже она участвовала и в других лагерях. Не для медитации, потому что она уже достигла медитации. Нет, ей просто нравилось быть рядом со мной. Она не задавала вопросов, я не давал ответов. Ей не о чем было спрашивать, не было нужды вообще спрашивать. Но она обычно приходила и приносила особой свежий бриз.
Она стала внутренне соединенной со мной еще в самом первом лагере. Это случилось. Это не говорилось, это не слышалось. Произошла настоящая вещь!
Она посетила первую лекцию... Слова и события лагеря, в котором участвовала Бхурибаи, собраны в книге под названием "Путь самореализации". Это был первый лагерь, участвовало всего лишь 50 человек. Это происходило в Myчала Махавире, уединенном необитаемом месте дальнего Раджастхана. Калидас Бхатия, адвокат Верховного Суда, был с Бхурибаи. Он служил ей. Он оставил все: юридическую практику, суд. Он стирал одежду Бхурибаи,он массировал ей ноги. Бхурибаи была в возрасте около 70 лет.
Бхурибаи пришла вместе с Калидасом Бхатия и еще 10 - 15-ю своих последователей. Мало кто знал ее. Она слушала мою беседу, но когда настало время сесть в медитации, она направилась в свою комнату. Калидас Бхатия- был удивлен, ведь они пришли для медитации. Он догнал Бхурибаи и спросил: "Ты так внимательно слушала беседу и сейчас, когда пришло время делать это, почему ты уходишь?". Бхурибаи сказала: " Ты иди, ты иди! Я поняла это".
Калидас был очень удивлен. Раз она поняла, тогда почему она не медитирует?
Он подошел и спросил меня: " В чем дело, что происходит? Бхурибаи говорит, она поняла, так почему она не медитирует? И когда я спросил ее, она ответила: "Пойди, спроси у самого Баапджи, - Бхурибаи было 70 лет, но тем не менее она звала меня Баапджи, отцом, - ты иди, спроси Баапджи", и я пришел к тебе, сказал Кадидас,-она ничего не говорит, лишь улыбается... И когда я пошел, она добавила вслед: "Ты не понимаешь, я поняла это!""
Тогда я сказал: " Она права, потому что я объяснял медитацию -это недеяние. А ты пошел и сказал Бхурибаи идти и делать медитацию. Ей смешно: делать медитацию? Зачем ее делать, раз это недеяние? Я объяснял также, что медитация это просто стать спокойным, и она, должно быть, подумала, что легче быть спокойной в своей комнате, чем в этой толпе. Она хорошо поняла. И, в действительности, ей не нужно медитировать. Она знает молчание. Хотя она не называет это медитацией, потому что "медитация" стала школярским словом. Она простая непосредственная деревенская женщина, она просто говорит: "Ша' -Тишина!".
Когда она вернулась домой после лагеря, она попросила кого-то написать на стене хижины следующую сутру:
Молчание - способ, молчание - конец,.
В молчании молчание распространяется.
Молчание - знание всего знания:
Понимая его, сам становишься молчанием.
"Молчание - способ, молчание - конец, в молчании только молчание распространяется". Если вы поймете, если вы хотите понять, то единственная вещь, которую нужно понять, - молчание. В момент, когда вы знаете это, вы становитесь молчаливым. Больше незачем делать что-то еще: молчание - знание всего знания.
Ее ученики говорили мне: "Она не слушается нас. Если ты скажешь, она тебя послушается. Она никогда не противится тебе, она делает то, что ты скажешь. Попроси ее записать свой жизненный опыт, хоть она и не может писать, из-за своей неграмотности. Но то, что она знает, должно быть записано. Она уже стара, наступает время ей уходить. Пусть это будет записано. Это будет полезным для людей, которые придут позже".
Я спросил: "Баи, почему ты не хочешь, что бы это было записано?". Тогда она ответила: "Баапджи, раз ты говоришь это, хорошо. Когда я приду в следующий лагерь, ты сам сможешь это обнародовать. Я принесу эти записи".
На следующем лагере ее ученики нетерпеливо ждали, с большим волнением. Она положила книгу в сундук и запечатала его. Она повесила еще на него замок и ключ держала у себя.
Ее ученики подняли сундук и поднесли его мне. Они попросили меня открыть его. Я открыл его и извлек оттуда книжечку, очень тоненькую книжечку в 10 - 15 страниц, крошечных размеров, примерно два на три дюйма. И с зачерненными страничками, совсем без белых мест!
Я сказал: "Бхурибаи, ты написала хорошо. Другие люди. когда пишут, зачерняют страницу лишь немного. Ты же писала так, что Бхурибаи белого не осталось совсем". Она писала и писала, и писала.
Она сказала: "Только ты можешь понять. До них это не доходит. Я говорила им: "Смотрите. Другие люди пишут. Они пишут мало; они образованные, они могут писать лишь немного. Я необразованная. и я писала и писала, выписывая все полностью. Я не оставляла места. А как еще написать это?". И я продолжала писать, продолжала метить и метить, и метить - сделала всю книгу полностью черной. Теперь, представь ее".
И я представил ее. Ее ученики были очень удивлены.
Я сказал: "Это настоящее священной писание. Это писание писаний. У суфиев есть книга, это пустая книга. Они называют ее "Книгой книг". Но ее страницы белы. Книга Бхурибаи ушла дальше этого. У нее черные страницы".