Думай, что говоришь

— А вот воронки, то есть омуты, водовороты радиусом, скажем, в сто и более километров?

— Ну так что? Есть такие воронки, да, но они все объясняются из тектонических и вулканических предположений. Есть соответствующие прекрасные теории.

Так я ничего и не добился от него. Только взял на заметку одну мысль: что без таких учёных скептиков и мифология не была бы мифологией: они делают своё дело и вносят свой вклад, сообщая легендарности её необходимый статус. А с кем ещё говорить? — С фантазёрами и фанатами вообще говорить бесполезно, они все сумасшедшие.

Таким образом, у нас есть устойчивая к провокациям фильтрующая система типа мембраны: одни виды вопросов она пропускает сквозь себя для принятия в аналитическое рассмотрение, — другие виды вопросов отсеивает. С моей точки зрения, наличие такой мембраны гораздо интереснее и характерней для человеческого рода, чем способность играть на гуслях, кифарах и т. д. — Эта удивительная мембрана делит опыт

на опыт и «опыт». Я не ставлю сейчас перед собой задачу объяснить, как, на основании каких критериев она это делает. Я подозреваю, что здесь до сих пор работает великий принцип средневекового схоласта Оккама, называемый «бритвой». Вот я играю и пою, мне безразлично, кто этого хочет и кто меня слушает, пусть это будет некая умная Несси. Я знаю только, что всё это остаётся внутри, за блеском бритвенного лезвия или водной поверхности. А что наверху? — О, там не менее фантастические вещи: там пульсары или нейтронные звёзды — стремительно кружащиеся волчки с такой чудовищной массой и магнитным моментом, каких мы не можем себе представить, мы способны только написать формулу и гордиться своим математическим всемогуществом… Ещё там есть квазары, а ещё чёрные дыры, именуемые иногда «кротовыми норами». Это совсем таинственные объекты. Зато они законны и уважаемы разумом. Это первостепенный предмет нашего дисциплинированного и свободного любопытства. Ибо дисциплина по-истине освобождает… И я хочу быть там, над поверхностью, в ничем не ограниченном пространстве. А здесь, хотя меня заслушиваются и боготворят и исполняют все мои прихоти, я всё равно остаюсь и остаюсь вечным и вечным пленником, пленником, пленником — цивилизаций, снов, баснословий.