Думать / Классифицировать

Справление нужды. Людовик XIV давал аудиенции на своем стуле с отверстием. В те времена это было обычным делом. Современное общество более скрытно (см. «Призрак свободы»). Однако уборная по-прежнему является привилегированным местом для чтения. Меж облегчающимся чревом и текстом устанавливается глубокая связь, возникает какая-то напряженная готовность, усиленная восприимчивость, читательская радость: встреча утробного и наглядного, которую, мне кажется, никто не сумел описать лучше Джойса:

Раскорячившись на позорном стуле, он развернул журнал на оголенных коленях и стал читать. Что-нибудь новенькое и полегче. Не торопись особо. Попридержи. Наш премированный осколок: «Мастерский удар Мэтчена». Автор — мистер Филип Бьюфой, член лондонского Клуба театралов. Гонорар по гинее за столбец. Три с половиной. Три фунта три. Три фунта тринадцать и шесть. Он мирно прочел, сдерживая себя, первый столбец, затем, уступая, но еще придерживая, начал второй. На середине, окончательно уступив, он дал кишечнику опорожниться свободно, продолжая мирно, неторопливо читать, вчерашний легкий запор прошел без следа. Авось не слишком толсто, геморрой снова не разойдется. Нет, самый раз. Ага. Уфф! Для страдающих запором: одна таблетка святой коры. В жизни может такое быть[22].

Сон. Много читают перед сном и часто — чтобы заснуть, а еще чаще — когда заснуть не могут. Какое огромное удовольствие, когда в доме, куда тебя пригласили на выходные, ты находишь книги, которые не читал, но хотел бы прочитать, или знакомые книги, которые уже давно не перечитывал. Уносишь десяток таких книг в спальню, читаешь, перечитываешь чуть ли не всю ночь до утра.

Социальное пространство

Люди редко читают на работе, кроме тех случаев, когда работа как раз и заключается в том, чтобы читать.

Матери читают в скверах, присматривая за играющими детьми.

Зеваки заглядывают к букинистам или читают газеты, вывешенные у дверей редакций.

Посетители кафе читают вечернюю газету за бокалом аперитива на террасе.

Транспорт

Много читают по пути на работу или с работы. Можно было бы классифицировать чтение по виду транспорта: машины и междугородние автобусы совсем не годятся (от чтения болит голова); городские автобусы лучше адаптированы, но читатели в них встречаются куда реже, чем можно подумать, вероятно из-за того, что можно наблюдать в окно за тем, что происходит на улице.

Место, где обычно читают, — метро. Это могло бы стать почти определением. Я удивляюсь, что ни министр культуры, ни советник, отвечающий за университеты, еще не воскликнул: «Господа, перестаньте требовать денег на библиотеки: настоящая народная библиотека — это метро!» (бурные аплодисменты из сектора парламентского большинства).

С читательской точки зрения, у метро существует два преимущества. Первое состоит в том, что поездка в метро длится отрезок времени, определяемый почти с идеальной точностью (приблизительно по полторы минуты на станцию): это позволяет рассчитывать время для чтения — две страницы, пять страниц, целая глава — в зависимости от продолжительности поездки. Второе достоинство заключается в частотности поездок (дважды за день, пять раз в неделю): книгу, начатую в понедельник утром, можно дочитать в пятницу вечером…

Путешествия

Много читают в путешествиях. Им даже посвящена специализированная литература, окрещенная «вокзальной». Особенно читают в поездах. В самолетах чаще всего листают иллюстрированные журналы. На кораблях читают все реже. С читательской точки зрения, корабль — это не что иное, как шезлонг (см. ниже).

Прочее

Читать на каникулах. Чтение отдыхающих. Чтение курортников. Чтение туристов.

Читать во время болезни дома, в больнице, в санатории.

И т. д.

На этих страницах меня занимало не то, что именно читается — книга, газета или рекламный проспект, — а лишь сам факт чтения в разное время и в разных местах. Во что превращается текст, что от него остается? Как воспринимается роман, растянувшийся между станциями «Монгале» и «Жак-Бонсержан»? Как происходит дробление текста, беспрестанное освоение текста собственным телом, другими людьми, временем, гулом коллективной жизни? Я задаю себе эти вопросы и думаю, что для писателя они отнюдь не праздны.