Его песни пели лучшие эстрадные певцы: Клавдия Шульженко, Светлана Преображенская, Тамара Церетели. Он мог дружить с самыми интересными людьми своего времени. Но, несмотря на это, его практически никогда не называли гением. Он сознавал своё везение, понимал, что по сравнению с каким-нибудь простым аккомпаниатором в ленинградском саду отдыха ему очень повезло. Он не упивался этим, как, например, Дзержинский, автор знаменитой советской оперы. Дзержинский в любой компании сидел развалясь, веером распластав на животе толстые, короткие пальцы, как карикатура на Ллойд Джорджа. Дунаевский не принадлежал к тем, кто живёт в своё удовольствие, и недосуг ему было подсчитывать, воздают ли ему должное. Но в глубине души он переживал, если видел, что его работу замалчивают. Всё в нём протестовало против того, когда за "Весёлых ребят", "Цирк", "Волгу-Волгу" вдруг награждали его товарищей: Григория Александрова, Любовь Орлову, а о нём забывали. Только внешне он принадлежал к числу избранных и плыл по жизни, точно белая яхта, украшенная праздничными флагами.
К концу тяжёлого 1938 года его наконец прорвало. За завтраком он, сверкая глазами от радости, сообщил Бобочке, что будет звонить Самосуду — предлагать оперу. Самосуда Дунаевский хорошо знал. Остроумный, напористый, картавый человек. И циничный, очень циничный. Талантливый дирижёр, худрук Большого театра. Очень любит езду на своей машине, точнее, езду пассажиром — у него и свой, и служебный шофёры. Однажды забыл, что его ждёт машина, и задержался в гостях до трёх часов ночи. Самосуд умеет подладиться под любого человека. Автору-текстовику говорит: "В опере важна не музыка, а идея текста". А автору-композитору: "Что бы ни написал беллетрист, слушать будут только мелодию". Таким образом, каждый думает, что он главный.
Дунаевский предложил себя в качестве оперного композитора. Самосуд сначала не поверил, а потом засомневался. Всё-таки у Дунаевского другая слава, и вдруг в Большом его музыка! Самосуд дружил с Дмитрием Кабалевским. Чуть что не так, он бросался к Кабалевскому с криком: "Нет музыки, сочини что-нибудь!" Исаак Осипович слышал, будто худрук коварен, не погнушается сделать пакость ради собственных замыслов, и не верил этому. Композитор жил в Ленинграде, а худрук Большого находился в Москве. Они встречались, естественно, на всяких композиторских форумах, но чисто официально. Что думал каждый из них друг про друга, оставалось тайной.
Дунаевский договорился с Самосудом об опере. Композитор предлагал что-нибудь остроумное по сюжету, игровое. Самосуд думал долго. Решение пришло неожиданно. Выбор гривуазного Мопассана всех устроил. У Мопассана была новелла "Мадемуазель Фифи". Аксессуары как будто специально прописаны для театральной инсценировки. Канкан, девочки, и при этом вполне пролетарский сюжет: борьба французов за независимость от немцев. По стилю "Фифи" — это Франция, атмосфера лёгкая. В музыке немного Бизе, немного Брамса.
Автором либретто худрук предложил Булгакова. С Самосудом Исаак Осипович договорился, что тот сам позвонит Михаилу Афанасьевичу и всё ему скажет. Навязываться такому известному писателю Дунаевский без звонка, без приглашения не хотел. Хотя в глубине души относительно Булгакова сомневался. Дунаевскому был нужен более простой автор. Без затей. Он хотел больше юмора, а Булгаков всё-таки очень серьёзен. Может быть, стоило прислушаться к интуиции? 22 сентября 1938 года Самосуд позвонил на квартиру Булгакову и предложил ему сюжет Мопассана, добавив, что музыку к нему должен писать Дунаевский. Худрук подчёркивал — главное, интересная фабула. Булгаков загорелся. В тот же вечер отправился в библиотеку. Получил все необходимые материалы по истории Германии и Франции. Решил сразу засесть за работу.
Как раз в это время все обсуждали возможность войны между Чехословакией и Германией. Боялись того, что ЭТО произойдёт. Кто-то уверял Дунаевского, что война западных держав с СССР — дело решённое. Зинаида Сергеевна, как все, пугалась, что разразится война. Когда в Москве Булгаков писал историю проститутки Рашель, которая сначала отдаётся немецкому офицеру, а затем убивает его за то, что он издевался над французами, Гитлер предъявил ультиматум чехам. Неожиданно Чехословакия ультиматум приняла. С запада в неё вошли немцы, с востока — венгры. Войны не произошло. Советские люди успокоились.
Булгаков встретился в Большом театре с Самосудом. Встреча была тёплой. Самосуд спрашивал Булгакова, не хочет ли он что-либо изменить, может быть, он уже недоволен композитором. Булгаков был доволен тем, что ему достался такой композитор. А через четыре дня в дом к Булгакову пришёл Дунаевский. Он был не один, а со своим приятелем Туллером. Их сопровождал Яков Леонидович Леонтьев — директор Большого театра. Компания оказалась шумной. До трёх часов ночи играли, веселились. Дунаевский произвёл впечатление на жену Булгакова Елену Сергеевну своей экспансивностью. Ночью она даже отметила это в своём дневнике.