Исаак Дунаевский и Короленко не встречались, хотя жили по соседству. Исаак, конечно, читал в газетах, что рядом с его любимой Лохвицей живёт и вовсю чудачит "совесть эпохи". Когда все вокруг голодают, он объявляет о помощи московским детям, и зовёт всех к себе, и устраивает комитеты, и ещё пишет дневники, которые потом будут издавать огромными тиражами.
Немцев сменили гайдамаки, потом им на смену пришли красногвардейцы, немного постояли и снова ушли. Появился гетман, фигура полумифическая — высокий человек с толстыми стёклами очков. Над ним смеялись, хотя он был по-своему благороден и делал всё, чтобы спасти Украину. В конечном счёте гетман вынужден был уехать, как и все остальные последовательно сменявшие друг друга правители, в спальном вагоне на свою новую родину, в Германию, чтобы погибнуть в новую войну от разрыва случайной бомбы.
В Харькове тех лет главной бедой и опасностью для Бориса и Исаака Дунаевских была их собственная фамилия. Очередные власти ищут какого-то борца за свободу, преступника Дунайского. Кто это такой, братья толком не знают, но зато в газетах периодически печатаются сообщения о его розыске. У них уже несколько раз спрашивали, не родственники ли они ему.
Исаака спасала только любовь. Спасала и берегла, заглушая революционные бури бурями сердечными. Где вы все, Женечки и Наденьки Подгорецкие, которым посвящал романсы Исаак Дунаевский? Сгинула, сгинула ваша красота вместе с красотой лилий, сжатых вашими хрупкими ручками. И ничего не осталось. Впрочем, нет — остались мелодекламации "Твоя любовь", "Кто хвалится", "Когда умру", "Сознаемся, нам пора раздваиваться", "Каким прелестным делаешь ты стыд". Эти названия говорят сами за себя. Стройный замок музыкальной гармонии не разрушили красноармейские песни и шальные девичьи голоса, подслушанные летом при купании. Любовь вспыхивала каждый раз, когда Исаак видел красивое девичье лицо. Он не любил хромых и убогих, рябых и толстых — он любил совершенных. Таких он видел на главном городском проспекте — красавиц, за которыми тонкий шлейф воспоминаний тянулся через годы и десятилетия. Дунаевский чувствовал совершенство красоты, звучавшей в его душе гармонической ясной нотой.
После революции музыкальное училище, где учился Исаак, переименовали в консерваторию. Двери те же, дорога к ним та же, те же педагоги и та же зарплата, хоть и "худевшая" с каждым днём. Но в фасаде что-то изменилось, он стал стройнее и строже. Это теперь консерватория. Исаак — студент консерватории, как хорошо это звучит! Да, ко всем новациям и изменениям — самая главная — рука стала шире. Как-то незаметно ладонь, как у Рахманинова, размахнулась на две октавы. И музыка стала звучать громче.
Началась Гражданская война. Исааку в первый раз попытались "забрить лоб", но это намерение было подорвано хилым здоровьем. Он упрямо болел, его кишечник работал плохо, он покрывался испариной, у него "скакало" сердце, — в общем, Дунаевского признавали негодным к строевой службе. Его пытались призвать и белые, и красные. Но Исаак упрямо держался в стороне и от тех и от других. Более серьёзные товарищи по гимназии, ушедшие в революцию, называли его снисходительно — скрипач. Дунаевский не пленился революцией с её притягательными "измами". Он был чужд политической эротике. О чём может думать человек, знающий наизусть большинство романсов Чайковского? Трудно сказать, предвидел ли Исаак, куда заведут убийства, грабежи, погромы "наших" и "ваших". Он играл как для белых, так и для красных. Музыка в равной степени была нужна и тем и другим.
Летом 1918 года Исаак Дунаевский заканчивает гимназию круглым отличником, с золотой медалью. И хотя юноша мечтает только о музыкальной карьере, он, не бросая консерваторию, поступает в Харьковский университет на юридический факультет. Очень неожиданное решение — видимо, здесь не обошлось без советов практичного отца, который занятие музыкой считал чем-то эфемерным. К тому же вдруг в эпоху хаоса новые власти отменят музыку? Хотели же большевики отменить институт брака.
Не помогают ни репутация вундеркинда, ни заступничество Кноринга и его похвалы до небес. В семье считают: скрипка — это не ружьё, в тёмном лесу не защитит, а вот юрист может существовать безбедно. Так рассуждал его отец, но не дядя Самуил. Он бесконечно проводил воспитательные беседы с Цали Симоновичем, убеждая его не чинить Исааку препятствий, потому что главный его путь — музыка, музыка и ещё раз музыка. В одной записке о той поре Исаак пишет: "Я готовился к будущему рядового музыканта". Он пишет это в то время, когда любой мальчик-с-пальчик мог стать великаном. Его сверстники командуют полками, совершают молниеносную карьеру, один Исаак — на студенческой скамье. Да ещё говорит о себе как о рядовом музыканте, притом что он лидер по натуре, душа любой компании. Что же это? Подвиг самоотречения под стать подвигам библейского Давида? Нет, скорее ход против общего течения — не скромность, а ощущение другой гармонии.