Дунаевский — красный Моцарт

Он писал: "Я чувствовал всегда это сдержанное официальное отношение. Кроме того, было много разговоров вокруг этой темы. Особенно они увеличились, когда я не получил Сталинской премии за "Вольный ветер" — единогласно прошедший в Сталинском комитете. Эти разговоры получили новую пищу после моего юбилея. "Что-то неладное в отношениях к Дунаевскому". Таков был общий тон". Именно понимая и чувствуя это холодное отношение Сталина, Дунаевский слепо верил, что чем больше у него будет должностей, тем крепче его положение. Поэтому он так охотно соглашался принимать участие в работе всяких комитетов, редколлегий, заседаний. Это была его слабость и слепота. К 1950 году Исаак Дунаевский занимал следующие посты: председатель секции массовых жанров и член правления Союза композиторов; зампредседателя музыкальной секции ВОКСа; зампредседателя музыкальной секции Дома кино; член редсовета музыкального издательства; член редколлегии журнала "Советская музыка"; член художественного совета Радиокомитета. "Кроме того, спорадически танцую ещё на многих других свадьбах в виде оратора, докладчика, журналиста, публициста и др. Как видите, хорошие еврейские головы в цене. Только выплачивают эту цену неаккуратно и неохотно".

Это был год его пятидесятилетнего юбилея. По традициям советской номенклатуры полагалось такие события соответствующим образом отмечать. Исаковскому к пятидесятилетию, загодя, преподнесли орден Ленина. В день юбилея 28 января 1950 года в Союзе композиторов состоялось чествование Дунаевского: "Секретариат в своём полном составе, полный зал музыкантов, и, самое главное, теплота, радостное настроение". А потом наступило разочарование. "Больно мне, обидно и сейчас, что советская пресса ни одной строчкой до сих пор не обмолвилась о моём юбилее. 20-го в "Правде" поместили портрет Зинаиды Кротовой, новой абсолютной чемпионки по конькам. К портрету дан большой очерк о первенстве. Кто же мне ответит на мой горький вопрос: неужели это было важнее моего пятидесятилетия, юбилея композитора, который, как гласили приветствия, является "запевалой советского народа"? Что же это такое? Кто ответит мне на это? Невоспитанность, хамство. Сознательное и преднамеренное нежелание афишировать непомерно популярного художника. Плохая организационная работа Союза. И я глотаю эту обиду, как глотал обиды много раз за последние годы".

Бог взял, Бог и дал. Радость вошла в дом Дунаевского. Ему дали звание народного артиста РСФСР, которое выхлопотали по случаю юбилея. То, чего он уже не ожидал, случилось. "Вы знаете о радости, пришедшей в мою жизнь, с некоторым опозданием, но тем не менее не теряющей своего значения. Я даже доволен тем, что присвоение не совпало с юбилеем и, благодаря этому, лишено той непременности, которая именуется именинным подарком. Для меня лично это событие важно только в одном… Присвоение звания открывает некоторые важные возможности, облегчающие мою творческую и общественную деятельность. Поздравлений я получил массу. Моё звание встречено действительно с большим восторгом. Не поздравили меня только Блантер и Новиков. Так им и надо!"

Дунаевский с тоской думает о том, что придётся возвращаться в Москву. Именно тогда, когда нависла угроза, он вдруг решил снова заняться оперой, отойти от всех текущих дел, заняться глобальными творческими проблемами. Вполне возможно, что он опять вспомнил о неосуществлённой работе с Булгаковым, об их плане создать оперу. В 1938 году Дунаевский был на коне, а Булгаков — на щите. И тогда Дунаевский не осознал, что значит для "раненого" Булгакова его отказ работать над оперой.

Уже после войны он отказался от написания музыки к балету "Свет" про колхозную жизнь. Композитор писал: "Добавлю от себя, что я не вижу сейчас для себя возможности написать оперу на вечные человеческие темы. Мы, советские композиторы, поставлены в очень невыгодное положение в сравнении с классиками. Чайковскому хорошо с Онегиным и "Пиковой дамой". Римскому-Корсакову хорошо со сказками насчёт Садко и Золотого Петушка. Нам же дают Мальцева и Горбатова. Я хотел бы видеть, что написал бы Чайковский на тему о колхозной бригаде. Я хотел бы слышать, какую музыку написал бы Римский-Корсаков, если бы Шехерезада была звеньевой колхоза "Красный пахарь" или челночницей фабрики имени Ногина. Я пока не нашёл в окружающей жизни ни новой Кармен, ни нового Германна. И пока я не чувствую, что в окружающей жизни я смогу найти вечный, а не скоропортящийся образ героя или героини, которые могли бы стать персонажами такого условного жанра, как опера, до тех пор, видимо, работа над оперой будет для меня исключена. Очевидно, я не доживу до этого случая. Поэтому я и пишу то, что умею хорошо делать, и не мучаю себя на склоне лет несбыточными стремлениями…"