Дурацкий расклад

Мы без особых проблем прошли родимый дом, продолжив расставлять радиационные метки… еще с полкилометра. А потом встали наглухо, встретившись с проблемой, о которой ни один из нас не мог бы и подумать. Ни я со своим развитым воображением, ни Дягиль с её боевым опытом, ни Мин Чжао и уж тем более не переносящая особо опасную радиоактивную технику психиатресса. К такому, наверное, не был готов никто.

В Стене зияла Дыра.

Сквозная. Круглая. Где-то метра два с половиной диаметром.

Окруженная с нашей стороны тремя десятками приклеенных вентиляторов, запитанных от заботливо укутанных в целлофан автомобильных аккумуляторов.

— Твою мать…, — прохрипела Дягиль, рассматривая отверстие, от которого кустарная придумка некоего энтузиаста замечательно отгоняла дым, к которому мы уже привыкли как к неизбежному злу.

— Этого не может быть! — товарищ Чжао стал крайне расстроенным китайцем, ругающемся на своем языке.

— Етитская сила! — более бодро выразилась Кладышева, роняя ценный радиоактивный рюкзак и подбегая к Дыре, — Это как?!

Говоря простым языком — мы обнаружили огромную кучу дерьма с вентиляторами… и нам пришлось это всё запустить. Немедленно, срочно, сию же секунду.

Работу мы заканчивали, даже не представляя себе объёмы того, что началось после обнаружения Дыры, которая, вроде бы, не могла существовать по всем писаным и не писанным законам природы и неосапиантики. Меня, Дягиль и китайца утащили на допросы, Кладышеву — в обеззараживающую камеру к специальному неогену, тоже допрашивать, проверили труп дохлого китайца, точнее, его вообще разложили чуть ли не на молекулы, тща себя мечтой, что именно этот уникум в одно жало сделал Дыру и прошел сквозь нее тоже один. А затем, умирая с голоду, искал незаметно по всем районам «москвичи» и «жигули», дабы обуть советских граждан на аккумуляторы и вентиляторы. Естественно, это был бред собачий, но даже он проверялся от сих до сих.

Неприятная, очень неприятная правда о том, что Дыру сделали специально, что сквозь неё туда и сюда ходили много кто… она очень плохо доходила до окружающих меня озлобленных людей. А потом (точнее, почти сразу), лично мне сделали вообще плохо, напоив до усрачки обостряющими память стимуляторами.

Люди, прошедшие вдоль Стены мимо нас. Я должен был о них вспомнить всё.

Почти через сутки жалкие остатки нас с Вероникой, рыгающие от разных препаратов, были выброшены броневиком возле общежития, где и обнаружены на снегу некоими сердобольными китаянками, тут же утащившими внутрь легкую Кладышеву. Оставленный на произвол судьбы я, видя боязливый зад заскакивающего в теплое помещение Салиновского, окончательно понял, что никто мою сотню с изрядным лихом килограммов волочить не будет, от чего и… превратился в туман. Которому Паша всё-таки открыл дверь.

Иногда я жалею о вырвавшихся словах. Даже если они абсолютно невинны. Борщ — это очень долго. Но надо ждать, потому что Вероника, начавшая готовить, мстительна и беспощадна к тем, кто это недостаточно ценит. А вот скучающая на больничной койке Окалина Нелла Аркадьевна, у которой много времени и очередной кризис… хотел сказать, что на руках, но рук нету. Значит, на душе. Так вот, майор тоже очень хочет знать всё в подробностях.

От тотальной мозговой вивисекции меня спас влетевший в палату к безрукой страдалице Темеев, принявшийся лихорадочно грузить ту работой, дав мне шанс отключиться от блондинки, а заодно — и от реальности. Назад меня вернул легкий удар ложкой по лбу и волшебный запах борща.

Сидящая напротив меня мудрая старая женщина, заключенная в теле вечного подростка, сначала дождалась, пока я выжру литра два животворящей жидкости, заправленной волшебной деревенской сметаной, а потом сыто выдохну отработанный воздух, способный убить (благодаря чесноку) все плохие бактерии в «Жасминке». Дождавшись, Вероника задала извечный, даже можно сказать, посконный бабий вопрос:

— Что же теперь будет, Витя?

— Ничего хорошего, — уверенно и с полным знанием дела отвечу я, — Совершенно. Ничего. Хорошего.

Глава 13

Взгляд в воду

Иногда встреча даже с очень хорошим, хоть и старым знакомым, совершенно не вызывает радости. Особенно если она по службе. Особенно здесь, в Стакомске. Особенно сейчас.

Особенно при всех гребучих обстоятельствах, которые нас окружают со всех сторон, наваливаясь как снежный ком. Только не белоснежный, а такой, знаете, ли, говняный-говняный, с душком, с запашком, с переподвыпердом. И особенно — если ты вот это вот всё прямо жопой чувствовал, но деваться тебе с подводной лодки некуда. Вот ваще.

— Здравствуйте, товарищи! Вы, наверное, задаетесь вопросом, зачем вас здесь собрали? У меня есть ответ. И, поверьте, он крайне важен нашей стране…

…особенно с ним. Не со всеми жизнь тебя разводит в хороших отношениях.

— Товарищ Радин, для этого нет времени, — резкий голос заходящей в зал Окалины, где мы все сидели, слушая майора КГБ, нарушил атмосферу, — Все, кто здесь присутствуют — люди опытные.