Дурдом

И опять ничего не дрогнуло в безмятежном лице главного врача.

— Та-ак… Ну, а чем отличается дерево от столба?

— Одно — еще растет. Другой — уже не растет.

— Угу… ну, а "пьяному море по колено" — это как понять?

— Это? — Это, видимо, объявление на пункте проката водных лыж. Намек, что на всех лыж не хватает, так пьяные и без них, мол, обойтись могут.

Тишина в кабинете главного врача. Только труба парового отопления под окном вдруг взвыла низким, полузадушенным басом, и у всех присутствующих невольно искривились лица, как от зубной боли.

— Интересный вы человек, товарищ Ершова! — наконец нарушил нестерпимое молчание главврач. — Ну, ладно… С кем же вы сейчас живете?

— С матерью и сыном.

— Вот как… Сколько же сыну лет?

— Пятнадцать.

— Какие у вас с ним отношения?

— Самые наилучшие. Мы уважаем и любим друг друга.

— Угу. Вы довольны своей личной жизнью, своей работой?

И она, прямо глядя ему в глаза, твердо ответила:

— Вы даже представить себе не можете, как я довольна!

— Ну, а почему вы так агрессивно настроены к нам? Мы ведь не желаем вам зла, мы только хотели бы вам помочь.

— Помочь — вы? Мне? Да неужели же вы сами не чувствуете всей нелепости этой ситуации! Ну, вот поговорили мы с вами. И что, вы пошлете в обком партии справку: "ВТЭК областного психоневрологического диспансера сим удостоверяет, что гр. Ершова может быть автором поэтического сборника" — так, что ли?

Врачи переглянулись.

— Ну, зачем же так утрировать? — пожал плечами главврач. — Свое заключение мы, конечно, дадим, не в форме дело.

— А в чем?

— В сути конечно.

— Ну и как, я, по вашей сути, гожусь в поэты?

— Годитесь! — кивнул главврач. — Вполне. Я бы вас попросил… — тут его голос предательски дрогнул, и на миг прежний Вовка-студент выглянул из холодной белоснежной оболочки, прочитайте, пожалуйста, нам два-три стихотворения.

— Сейчас?

— Да, Пожалуйста…

— Хорошо…

Смотрю с любовью и тоскойна все больное,непростое:над Минском,Киевом,Москвойнесется вопль:"Плоды застоя!"Как мы ударили в набат! —И как не бить? —ведь разрешили…И обличает брата — брат,а сын — отцас российской ширью.О, обличительства размах,и мутный смысл понятья:"ВОЛЯ"!Разгул и в душах, и в умах…"Идем вперед. Чего же боле!"

Россия,Родина и мать,больная, кровная держава,ты учишь старое ломать,и строить новое,пожалуй.Но в шумном грохоте идей,в разгуле облеченья, ломки,не потеряй своих людей,ведь проклянут потомпотомки!Как нелегко себя блюстиво вседозволеннойгорячке!Прости нас,прошлое,прости,прости всех зрячих и незрячих!Дай сил мне, Родина,понятьЧЕГОи ПОЧЕМУ я

пленник…Дай силы этот груз поднять,и не свалиться на колени!Врачи, застыв, изумленно слушали ее…О время выбора дороги!..Весь городмитингами сжат.На всех углах,как недотроги,средь нас оракулывизжат.О время выбора!..До драки,когда, порою, с ног летишь,ты и при свете, и во мракепод грузом выборакряхтишь.Друг другу мыслиповеряем,друг друга яростно корим,своих товарищейтеряем,и — говорим,

и говорим!Заговорили быль и небыль,смешались в кучу правда, ложь…Оратор руку поднял к небу —так поднимают к горлу —— нож,так голову склоняют, — к плахе,так с колокольнильется звон,так бинт пластают из рубахи,так душу выпускают —вон!О время выбора!..До брани,до звона стекол и монет…Как будто все мы — на экране,как будто нас на свете — нет!Довольно митингов и бреха,пора за дело,наконец!..Молчит потерянноэпоха,как заблудившийсямалец!