Дурман-звезда

Ясень почувствовал жар в ладонях. На миг ему показалось, что под рукой – не дерево с вкраплениями металла, а настоящая змеиная кожа. И он вдавил в нее пятерню, впечатал изо всех сил, словно выжигая клеймо.

Корабль дернулся, рыскнул в сторону. Палуба накренилась – люди валились с ног, скользили, будто с горки зимой. Столик съехал к перилам, опрокинулись кресла. Аристократ нелепо взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, но его отбросило к поручням. Кто-то сорвался с мачты и, отчаянно вопя, повис на канатах. Рулевой, падая, вцепился в штурвал и невольно крутанул его. Яхту повело еще дальше вправо.

Ясень, заранее ухватившийся за перила, получил небольшую фору. Аристократ оказался прямо под ним, и Ясень обрушился на него, не давая вытащить меч. Схватил за горло, сжал что есть мочи. Длинноволосый яростно захрипел. Они елозили по настилу из досок, шипя и брызжа слюной. Ясень давил, пока не услышал хруст. Тело под ним обмякло, а в глазах белобрысого осталась только стеклянная пустота.

Разжав пальцы, Ясень поднял голову. Корабль все сильней кренился на правый борт. Воздух дрожал от разноголосого мата. Матросы цеплялись за снасти, как обезьяны. Тайя, вылетевшая из кресла, ворочалась у перил. Один из охранников лежал без сознания. Второй, похоже, не пострадал и уже пробирался вдоль борта к Ясеню, держа клинок наготове.

Но он опоздал.

Чудовищный удар сотряс яхту, едва не расколов ее надвое. Палуба вспучилась, шпангоуты лопались с оглушительным треском. Внутри корпуса что-то мерзко заскрежетало, и над горами разнесся дикий протяжный вой – может быть, это кричали люди, а может, и сам деревянный змей, которому перебило хребет.

Корабль налетел на скалу.

Ясень понял это, глянув за борт. Сам он чудом остался цел – удар пришелся чуть дальше. Острый утес пропорол обшивку в районе передней мачты. Охранника вынесло с палубы.

Яхта замерла в неустойчивом равновесии – ее поддерживали последние крохи силы, что еще остались в живом металле. Но фиолетовые жилы тускнели, и Ясень сообразил, что через пару секунд они погаснут совсем. Тогда корма перевесит, и корабль сорвется вниз.

Тайя сидела, сжавшись в комок. Он бросился к ней, рывком поднял на перила.

– Держись! Держись, говорю!

Сам перелез через ограждение, повис на левой руке, а правой, кряхтя от натуги, спустил девчонку вниз, на скалу. Спрыгнул следом. И едва его подошвы коснулись камня, корпус корабля опять застонал и дрогнул.

Утес торчал из склона, как исполинский клык. Его острие нависало над глубоким ущельем. И сейчас корабль, цепляясь мачтами и разваливаясь в падении, рухнул с высоты на самое дно. Будто гора, попробовав добычу на зуб, разочаровалась и сплюнула ее наземь. В треске обшивки терялись вопли людей, а перепуганные птицы кружились над скалой, как черная туча.

Ясень стоял над обрывом, не в силах пошевелиться. Пламя внутри него разгоралось, радостно воя, а тень опускалась на разбитый корабль.

6

Он не помнил, как долго просидел на краю скалы. Мысли путались, тошнота подступала к горлу, а в ушах стоял навязчивый звон, словно эхо от криков никак не могло утихнуть.

Ясень пытался осмыслить произошедшее. Десятки людей погибли из-за него. И если с аристократом он дрался лицом к лицу, то все остальные – матросы, бойцы, обслуга – были виноваты лишь в том, что оказались в неудачном месте в неудачное время. Можно сколько угодно твердить себе, что он не мог такого предвидеть, а всего лишь хотел устроить переполох и улучить момент для побега. Но тем, кто сейчас остывает на дне ущелья, эти оправдания уже ни к чему.

Да, «улучить момент для побега» – это, конечно, звучит красиво. Но сейчас, когда ничего уже не исправишь, сможет ли он ответить на простейший вопрос – в чем конкретно состоял его план? На что он, Ясень, вообще рассчитывал? Обжечь летучего змея, чтобы тот вильнул ближе к склону, потом схватить девчонку и сигануть за борт? Тьма, да они бы себе все кости переломали!

Стоило тогда, у форштевня, подумать еще секунду, и он понял бы, что его замысел – чистой воды безумие. Но вместо этого начал действовать. Словно кто-то все решил за него – кто-то чужой, незнакомый, дремавший до поры, но разбуженный лиловым огнем. И теперь, пока Ясень сидит, пытаясь прийти в себя, этот чужой спокойно и равнодушно смотрит его глазами. Совсем как тогда, зимой, среди трупов на перевале.

– Эй, слышишь меня? Очнись!

– Что?

Ясень повернул голову. Девчонка присела рядом – испуганная, бледная, но без слез. Впадать в истерику явно не собиралась. Древнейшая, что тут скажешь.

– Я зову, а ты не отвечаешь.

– Задумался, – буркнул Ясень. – Сама-то как? Не ранена?

Она не ответила. Вгляделась в него и сказала тихо, но твердо:

– Ты правильно поступил.

– Угу, – он пошевелился, собираясь подняться.

– Погоди, – она мягко коснулась его плеча. – Послушай меня, пожалуйста. Ты сделал то, что должен. Выбора не было.

– Выбор всегда есть.

– Не в этом случае. Они травили нас, как зверей. Собирались пытать тебя, а потом убить. Меня бы заперли до конца моих дней. Они – враги. А те, кто служит им, сами сделали выбор.