Дурная кровь

— Сейчас я подготовлю для вас маленькое мультимедийное шоу, — предупредил Ларнер и уселся за письменный стол. Кабинет был маленьким и хорошо обжитым, Йельм с облегчением констатировал, что здесь не было больничной безликости. Вместо обоев Ларнер, похоже, использовал доски объявлений, сплошь усеянные разноцветными листочками. За его спиной стояла белая доска для маркера — сложный узор из стрелок, прямоугольников и черточек напомнил Йельму Хультина.

— Здесь у нас представлено все, — объяснил Ларнер, перехватив взгляд Йельма. — Двадцать четыре прямоугольника — замученные до смерти люди. Сорок восемь дырок в двадцати четырех шеях. Попытка схематизировать то, что схематизировать невозможно. Ужас, сведенный до нескольких синих черточек. А что делать? Остальное носим внутри себя.

Йельм смотрел на Ларнера. Да, в том, что этот агент многое носит внутри себя, Йельм уже не сомневался.

— Можно вопрос? — задумчиво спросил Ларнер. — Вы действительно думаете, что он застрелил одну из жертв?

— Похоже на то, — ответил Йельм.

— Это ставит под сомнение даже тот приблизительный психологический портрет, который нам удалось создать.

— Но вы же сами думали, что он ветеран Вьетнамской войны. А для многих из них выстрелить — раз плюнуть.

Ларнер поморщился.

— Вы же знаете, что вышло из моей теории…

— Да, конечно, — согласилась Черстин, и Йельму показалось, что она покраснела. Первая же реплика свела на нет всю дипломатию. Он видел, что Черстин ругает себя за неловкость. Однако бросать затронутую тему она не спешила:

— А почему вы решили не заниматься другими членами “Крутой команды”? Этой информации не было в полученных нами материалах.

Ларнер сел поудобнее и выудил из обширных глубин памяти нужные факты.

— Судя по всему, группа состояла из восьми членов, у каждого была своя специализация. Упрощенно можно сказать, что группа занималась пытками прямо на поле боя, хотя официально это называлось “получением информации в полевых условиях”. Сильно подозреваю, что термин был придуман специально для меня, потому что про эту группу знал только узкий круг людей, за пределы которого информация не должна была распространяться.

— Кто входил в этот узкий круг? Только военные?

Ларнер зорко взглянул на Черстин.

— Служба военной разведки, — сказал он, но было видно, что он что-то скрывает.

— И все? — спросила Черстин.

— Уже само по себе лихое название — “Крутая команда” — говорит о том, что общественности знать про особое подразделение не полагалось. “Крутая команда” напрямую подчинялась Никсону, это происходило в период его президентства, в конце войны, когда власти были готовы хвататься за соломинку. Формально группа вела военную разведку, но за этим фасадом скрывались совсем другие силы.

— ЦРУ? — выпалила Черстин, напрочь забыв про дипломатию.

Рэй Ларнер сглотнул. Когда он снова посмотрел на Черстин, в его взгляде читалось что-то новое, и было видно, что отношения между ними вошли в новую стадию, причем отнюдь не ухудшились.

— В принципе да, но говорить об этом нельзя. Вы знаете, что отношения между ЦРУ и ФБР очень сложные, и если станет известно, что я вам об этом рассказал, пенсии мне не видать. Было время, когда мой мобильный прослушивался, и я очень надеюсь, что сейчас в нем нет какого-нибудь хитрого устройства. ЦРУ всегда действует с опережением. Но я и так уже сказал слишком много. Забудьте это.

— Уже забыли, — заверила его Черстин. — Мы здесь только, чтобы выяснить связи преступника со Швецией. Ничего другого в наши рапорты не попадет.

Ларнер внимательно посмотрел на них, потом кивнул.

— Восемь человек, — снова заговорил он.

— А Боллз? — перебила его Черстин.

Ларнер вдруг расхохотался.

— Вы что у фанатов серийных убийц консультировались? У FASK?

Они посмотрели друг на друга.

— Пойдем, — вдруг сказал Ларнер, резко поднялся и выбежал из кабинета. Они вернулись назад по коридору и постучали в дверь с табличкой Бернард Эндрюс. К огромному удивлению гостей, в комнате обнаружился щуплый молодой человек лет двадцати с небольшим, в джинсах, майке и круглых очках. Увидев их, он оторвался от компьютера и широко улыбнулся.

— Рэй! — радостно провозгласил он и протянул Ларнеру листок. — Вчерашнее дело. Директор из Западной Вирджинии, гольф-клуб в Арканзасе и всякая ерунда.

— Барри, — сказал Ларнер, проглядывая бумаги, — это офицеры Ялм и Халм из Швеции. Они здесь по поводу К.

— Ага, — понимающе кивнул Бернард Эндрюс. — Коллеги Хорхе Чавеса?

Шведы замерли, открыв рот.

— Родился в Швеции в 1968 году, — продолжал Эндрюс. — В Раггсведе, кажется, в семье левых чилийских эмигрантов.

— It’s called Ragsved^[57], — потрясенно произнес Йельм.

— Он заходил неделю назад, — самодовольно объяснил Эндрюс. — Клевый чувак, только прикид выбрал слишком прозрачный. Выложил за участие сто тридцать пять долларов из денег налогоплательщиков. Помощь Швеции развивающейся Америке.

Шведы не сводили с него глаз. Рот у них так и не закрылся.

— Барри — хакер, — спокойно объяснил Ларнер, — один из лучших в стране. Может зайти куда угодно. Нам повезло, что мы его к себе заманили. Кроме того, он FASK.