Читаем Дурная кровь полностью

Марко, сойдя с коня, направился, как всегда, прямо в свою недавно пристроенную боковушку, маленькую, низкую и душную; пол там был не настлан, голая земля, и новые ковры, которые давно не выбивались (в комнату, кроме самого хозяина, никто не смел входить), сопрели почти до основания. Жесткие, крепкие подушки лежали в том же порядке, в каком он их оставил. Войдя, Марко прежде всего бросил взгляд на два больших замка, висевшие на довольно длинном и глубоком, пестро раскрашенном сундуке, желая удостовериться, что они находятся в том же положении, которое он умышленно им придал, чтобы, вернувшись, сразу обнаружить, трогал ли их кто-нибудь и пытался ли открыть. Убедившись, что все в порядке, он стал посреди комнаты в ожидании, пока кто-нибудь из домашних, жена или Арса, принесут свечу и разденут его.

Между тем день уже наступал. За окном синел мощеный двор, четко вырисовывалось железное ведро на цепи у колодца. Из кухни донесся треск сухого хвороста. И сразу вслед за ним в очаге вспыхнул яркий огонь, озарив светом все кругом и проникнув даже в боковушку хозяина. Слышались тихие, боязливые шаги из комнаты в кухню и обратно.

Поставив коня в конюшню, откуда явственно доносился теплый запах и шум от возни пробудившейся скотины, Арса вернулся к хозяину со свечой в руке. Приплясывая вокруг, он начал раздевать его. Марко по-прежнему стоял посреди комнаты и лишь слегка поворачивался, помогая себя раздевать.

— Встали? — спросил он.

— Встали, встали, хозяин. Слышите, хозяйка на кухне хлопочет. Томча уже одевается.

Марко не сел, как обычно, на подушки, которые ему подложил Арса, чтобы, развалившись на них, дать себя разуть, а опустился на сундук, опершись на него своей небольшой волосатой рукой с короткими и белыми пальцами. Слуга скинул с него широкий пояс с пистолетом, ятаганом и шомполом и вынес все, чтобы почистить на дворе. Марко остался сидеть все так же неподвижно, распоясанный, в легких туфлях, понурив голову. Белел на штанах гачник, под расстегнутыми и распоясанными безрукавками и минтанами виднелась широкая, сильная грудь с обильной растительностью, доходившей до короткой, толстой шеи.

Он не шевельнулся и не поднял головы, даже когда вошла жена с угощением. На старом, маленьком и довольно потертом подносе стоял большой стакан воды и на блюдечке несколько кусочков сахару весьма сомнительного цвета. Видно было, что сахар давнишний и что никто, кроме хозяина, к нему не притрагивается.

Жена, давно привыкшая к приездам мужа в неурочное время, не была взволнована и на сей раз. Вместо приветствия она только спросила:

— Приехал?

— Приехал! — угрюмо и неприязненно ответил Марко и, не взглянув на нее, взял сахар и выпил воду до дна.

— Стелить? — спросила жена спокойным, вялым голосом. Вся ее простоватая фигура выражала подавленность и безразличие. На ней было полукрестьянское, полугородское платье: антерия, платок, хотя и новый, но простой, толстые белые чулки, крестьянская юбка и за поясом нож. Это была худая, костистая, бледная женщина с белесыми глазами; на лице ее от старости росли волосы. От нее пахло деревней, молоком, навозом и свежим запахом домотканой грубой одежды.

— Стели! — ответил Марко, не сходя с сундука. — Постой! — остановил он ее, когда она была уже у двери. — Скажи Томче, пусть одевается и идет в харчевню. Хотя нет, не надо! Пусть сидит дома! — передумал он и сделал знак рукой, чтоб она уходила. — Обойдутся несколько дней и сами! — добавил он как бы про себя.

Жена ушла. Вскоре Арса принес постель. На дворе был уже день. Кивком головы Марко приказал завесить окна. И когда в комнате стало темно, он медленно, тяжело опустился на постель, укрылся и уснул.

X

Весь следующий день в доме Софки прошел на редкость приятно. Впоследствии Софка не могла себе простить, как это она, Софка, всегда все понимавшая и заранее предугадывавшая события, на этот раз, когда речь шла о ней самой, о ее жизни, обманулась, ничего не почувствовала! Да и откуда ей было знать? Знала лишь, что дом продан и что вчерашний гость — новый его владелец. Отец выспался и встал к обеду. Плотно поел, снова поспал и вечером, когда стемнело, даже спустился к ним на кухню. Обошел сад и двор. Спустился и в погреб. Мать ходила за ним следом и объясняла, когда он что спрашивал.

После ужина Софка легла внизу, в большой комнате, вместе с Магдой, которой тоже пришлось лечь там, чтобы не оставлять девушку одну. А потом — бог весть что было! Будь у нее хоть какое-то подозрение, она была бы начеку и не заснула бы так крепко. Но, окончательно примирившись с продажей дома, довольная тем, что все наконец кончилось, и хотя и без дома и где-то на чужбине, в Турции, но все же они будут вместе и у них будет настоящий глава семьи, под властью и надзором которого они смогут свободно дышать и жить, Софка чувствовала себя почти счастливой, а потом сразу сладко и крепко заснула.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги