— То есть, по-твоему, нормально, когда к тебе пристают, насильно куда-то уносят, ты кричишь, просишь о помощи, а за тебя никто не заступается: ни охрана, ни подруга, ни ее накрахмаленный хахаль? — не на шутку вспыхиваю я. — А если бы это был кто-то другой? Твои ночные покатушки не доведут тебя до добра! Ты никуда не поедешь, и точка!
— Ха-ха-ха, — театрально храбрится она. — И что ты мне сделаешь? Приедешь пораньше и привяжешь меня к батарее?
— Зачем? Я просто познакомлюсь с твоим отцом. Но если ты так настаиваешь… — недвусмысленно веду бровью я. — Кажется, мне уже пора заводить специальный блокнот, чтобы записывать все твои тайные желания.
— Хватит льстить себе! — злится рыжая бестия. — И вообще! Какое право ты имеешь… — но запинается. С опаской озирается и, видно, что-то заметив, договаривает уже шепотом: — Указывать мне…
Я тоже прислушиваюсь: кажется, скрипнула дверь.
— Ну? И что же ты замолчала? — хохотнув, спрашиваю.
И наблюдаю, как она, откинувшись назад, спиной прилипает к черепице, а потом, потянув меня за плечи, увлекает за собой:
— Антон, пожалуйста, — умоляет торопливым шепотом. — Кажется, кто-то вышел…
Но меня не нужно уговаривать, я легко подчиняюсь. Разворачиваюсь и, опираясь на локоть, принимаюсь рассматривать ее милое личико вблизи:
— О-о, ты уже дозрела? — смеюсь я. — Решила не ждать следующих выходных?
А сам схожу с ума по ее пылким губам.
— Тихо. Перестань. Не время для твоих дурацких шуточек. Ты можешь заткнуться или хотя бы не орать?
— А я разве ору? Но если тебя это так напрягает, ты знаешь, как заставить меня замолчать, — и позволяю себе пробежаться пальцами по ее шее.
— Дурак, — вполголоса ворчит она и брыкается. — Хватит паясничать!
Но по реакции ее кожи я догадываюсь, что чертовке очень даже приятно.
— Джонни, — я улыбаюсь. И, пользуясь ее беспомощным положением, вновь проделываю тот же трюк, вкладывая в него всю свою нежность. — Только не говори, что ты боишься щекотки. — После чего опираюсь на две руки и нависаю над ней: — Это не то, Джонни. Ты меня не обманешь.
И стараюсь поймать ее взгляд. Но он от меня ускользает.
— Отвали! Ты не понимаешь?! — громко фыркает она и, оттолкнув меня, вскакивает на ноги. Аккуратно скатывается вниз, к крыше пристройки, пробегает по ней и, пока я соображаю, что мне следовало бы помочь маленькой обманщице, которая так тщательно скрывает, что испытывает ко мне не меньшее, чем я к ней, оказывается на бочке, а следом и на земле.
16. Женя
Я влетаю в свою комнату, запираюсь и ничком падаю на кровать. Мое сердце бешено стучит, щеки пылают, и я не знаю, куда деть себя. Мне хочется выпрыгнуть из непослушного тела, спрятаться от него, сбежать. Удрать от осознания того, что происходит. Я не должна! Не хочу! Мне не следует! Он один из тех наглых, доминирующих самцов, которые мечтают осеменить добрую половину человечества, еще и не считается при этом с чужим мнением! Ему начхать, наплевать на всех и вся! Но стоит только вспомнить его скользящие прикосновения, пытливый взгляд, дразнящий шепот, нежность губ, как я снова проваливаюсь куда-то и утопаю, словно в мягкой перине, в собственных ощущениях. Мне стыдно. Стыдно и страшно оттого, что он все правильно понял.
Я переворачиваюсь на спину и, натянув до носа любимый плюшевый плед, скрываю улыбку, которая невольно расползается по лицу. Ведь мне до жути нравится его неотесанный юмор! Все эти слова и подколки, фразы, жесты, смешные подкаты… Я шарю рукой по стене в поисках выключателя, зажигаю настенную лампу и смотрю на букет, синими чернилами обозначенный чуть ниже большого пальца, с тыльной стороны кисти. Мне еще никто не дарил такие цветы — их не выкинуть в мусор и не поставить в вазу, — они как будто распустились во мне. И даже если их смоет вода, они останутся со мной, своими корнями они уже проникли глубоко под кожу.
Я не хочу раздеваться и идти в душ. Я прикрываю глаза и лежу неподвижно, подмяв под себя подушки и одеяло. Мне доставляет удовольствие копаться в своих чувствах, прислушиваться к себе и раз за разом, словно пробуя на вкус, прокручивать в голове одно простое имя.
Внезапно из теплоты подобных мыслей меня выхватывает короткий стук в окно. Негромкий, но уверенный. Настойчивый, как и сам тот, кто это делает. Я вскакиваю, в порыве паники гашу свет, до ушей закутываюсь в плед, спиной прилипаю к стене — меня нет. Но он-то знает, что я здесь. И мне так хочется выглянуть, а лучше выпрыгнуть прямо в окно, к нему, чтобы оказаться в его крепких, до одурения желанных объятиях.