Вы, донна, на моем лице узрелиСледы не самой тяжкой из хвороб,От коей ранний гробНикак не угрожает мне, похоже;Но пуще прочих немочей и злобЯзвит Амор златой стрелой – ужелиОт вас и в самом делеСкрывать я должен эту рану тоже?Дав силу, вы лишаете ее же,И, победив мучение одно,Терзаюсь так же остро от второго;Но в этой битве, долгой и суровой,Я б высшей доблести достиг давно,Хоть сердце пронзеноИ бьет судьба лихая неустанно,Не будь смертельной рана,Что золотой стрелой нанес Амор, —Надежды на поправку нет с тех пор.Мне было невдомек, насколько жадноВо мне пожар невидимый горитИ как поют навзрыдАмором раздуваемые мехи.Но знаю, что недуг во мне сокрыт,Который злее пытки беспощадной,И в скорби безотраднойВ иных терзаньях вижу род утехи.Увы! во тьме ни огонька, ни вехи!Так раненный Ахилловым копьемБредет сквозь нестерпимые мытарства,И лишь одно ему дано лекарство —Удар повторный тем же острием:Я на пути своемНе обрету ни облегченья боли,Ни благодати, колиДождь этих искр из этих самых глазНе брызнет в сердце мне еще хоть раз.Когда б мои стихи хотя бы долюТого, что в сердце, выразить могли,То слезы бы теклиИз ваших глаз при первом же их звуке;Но на бездарность музы обреклиМои уста, когда любовь глаголю,И как себя ни школю,Перо не передаст жестокой муки,И гнева беспричинного, и скуки,Что сердце оплели со всех сторон,Которое в бессилии обмякло.Так облекал когда-то грудь ГераклаОт Деяниры присланный хитон,И в страшных муках онГубительную ткань сорвать пытался,Но в кожу яд впиталсяИ умертвил и кость, и плоть, и мозг,Подобно пламени, что плавит воск.Мне стала внятна сущность размышленийУченого, писавшего, что нравАмора зол, лукав,Но ловит он не тех, кто вечно занят,А тех, кто, праздной жизни возалкав,Бежит забот и предается лени;Таких без промедленийАмор в засаду скрытую заманит,И в сети хитроумные затянет,И, жертве прострелив из лука грудь,Вернется к матери своей героем.О горе мне! в погоне за покоемОт бед моих я вздумал улизнуть,Но избранный мной путьВел из огня да в полымя, и та же,Или острее даже,Отчаянная боль живет во мне,И стражду я не меньше, а вдвойне.И боль растет, мне сердце обжигая,И чем она незримей, тем сильней;Вовек не слажу с ней,Как с пламенем, что в глубине горнилаТаится меж потухших головней,Погибельную мощь приберегая,Которой никакаяСдержать не сможет ни стена, ни сила.Она, как ни противлюсь, охватилаВсего меня и норовит чертитьВкруг глаз и губ всё новые морщины,И нет спасенья мне от злой кручины;Тщусь не дышать, чтоб зря не бередитьИ вздохом не будитьТой бури, что в моей груди теснится,Столь яростной, что, мнится,Пред ней, коль вырвется наружу вдруг,Не устоят ни дуб, ни ель, ни бук.Увы мне! речь моя не соразмернаТем острым чувствам, что во мне горят;И всё же я бы радСебя уговорить, что верит доннаМоим речам, но в ней живет наврядАмора жар, и грусть моя безмерна;Зря сетую, наверно,Что снизойти к слезам она не склонна.Когда бы звук столь горестного стонаУшей врага достиг,И у него б душа затрепетала;Ведь лицезрела, слышала, читала,Сколь груз любви отвергнутой велик,Но, видя каждый миг,Как злая страсть меня заполонила,Ответ не изменила,А молвила, смеясь: «На свете нетДостаточно для этой боли бед».Когда бы знать, что отзовется словоМолитв, что я Амору возносил,Его б я попросил,Чтоб взял стрелу златую из колчанаИ донну ею в сердце поразил, —Ранимо и оно, сколь ни сурово;И чтоб стрелой свинцовойМеня пронзил повторно, ибо ранаОт золотой рождает, как ни странно,У донны не сочувствие отнюдь,А смех: мол, если б я свинцом был раненИ оттого лицом не так румянен,Она бы не преминула всплакнуть.Но в том как раз и суть,Чтоб вы, моя мадонна, мне поверивИ боль мою умерив,Мне наконец ответ решились дать,Но не тяните, сил нет больше ждать.Найди же, песнь моя, сей хладный мрамор,В котором нет дыхания любви,И опиши моиТерзанья, что вотще твоя пыталасьСестра поведать; и коль явит жалостьВзор донны, то ответить предложи,Однако же скажи,Чтоб в тайне от людей тебе внимала,Ведь в них любви и веры нет нимало.