Читаем Душа моя – Крым полностью

На рассвете дом освещается ярким солнцем. После утреннего намаза за завтраком собирается вся семья. В гостиной накрыта софра (стол) к завтраку. Вокруг неё разложены бархатные миндеры. По всему дому разносится запах сваренного къаве (кофе), разлитого в небольшие стаканчики в серебряных подстаканниках. Перед каждой трапезой и после неё все присутствующие произносят молитву благодарения Аллаху за пищу. Всевышний никогда не оставляет молитвы верующих без своего внимания и наполняет раскрытые перед ним ладони милостью и благом. Завершая молитву, все молящиеся проводят по лицу ладонями, принявшими милость Аллаха,

и произносят: «Аминь!»

За семейным столом обычно делятся последними новостями, решают дела. С первого дня войны из крымских газет с рубрикой «Война» домочадцы узнали об отправке на фронт крымского конного полка, в который добровольцами ушли служить братья Асана, там же они прочитали о первых панихидах. За чаем или кофе мужчины обсуждали: надолго ли затянется война и сколько жертв она принесёт, обговаривали проблемы и причины разорения виноделов и виноторговцев, сетовали о пустующих прибрежных городах-курортах из-за ведения там боевых действий.


Обычно после завтрака Асан выезжает на своём скакуне к виноградникам, проверить работу на плантациях. В детстве он сопровождал отца, а теперь самостоятельно объезжает владения. Молодой человек любит это делать рано поутру, особенно весной, когда лёгкая дымка уходящей ночи ещё висит в воздухе, когда первые лучи солнца только выглядывают из-за края земли. Луна прощается с землёй и призрачно виднеется у самого горизонта. Птицы в такой час заводят свои трели. Свежий воздух насыщает лёгкие, а душа наполняется радостью. Почти прозрачные тени от редких облаков плывут по предгорьям, полям и садам. И если тучка задерживается над какой-нибудь вершиной горы, то вершина становится тёмной и мрачной. Запах трав и цветов у дороги кружит голову, а весенняя листва окрашенная в нежно-зелёный цвет радует глаза…


Асан получил образование в мусульманской школе (мектебе), а русской грамоте и другим языкам обучался у гувернёров. Он – начитанный, грамотный молодой человек и ему нетрудно справляться со своими обязанностями. Дела в семье шли неплохо по сравнению с другими виноградарями, проживающими на побережье. Но всё равно было неспокойно: работники всё чаще увольнялись. Одни уезжали из Крыма, других забирали на военную службу. Призванные на войну жители селения нередко возвращались с фронта ранеными, а кое-кто из их родных получали извещение о смерти отца, брата или сына. Из-за военного положения уменьшился объём продаж вина, и площади под виноградники приходилось сокращать.


Зазвонил телефон. Эмине подбежала к нему и, взяв тяжёлую рукоятку индуктора, услышала голос оператора, сообщающего о соединении. По телефону Асан предупреждал жену, что скоро вернётся. Ему пришлось немного задержаться в Судаке в ожидании таможенного досмотра. Молодому хозяину приходилось, кроме виноделия и виноградарства, заниматься погрузкой и отправкой вина в другие страны.

«Хорошо, – подумала Эмине, – подожду его в саду». Она вышла в сад, там всё цвело и играло красками. Яблоня и вишня покрылись бело-розовыми цветами, украсились зелёной листвой кустарники инжира и деревья граната. На акациях благоухали, раскрывшиеся гроздья белых соцветий. Природа готовилась к новому урожаю, в саду царило её оживление. Продавец завёл патефон, и музыка зазвучала на весь двор. Эмине села на любимые качели и, читая книгу, стала ожидать мужа.  Окунувшись в чтение, она не услышала звук подкатившей к воротам коляски и храп лошадей. И только радостные крики родителей Асана заставили её оторваться от книги.

– Оглым (сынок) вернулся! – раскинув объятия, бежала к воротам мать. Вслед за ней спешил отец. Вприпрыжку навстречу брату бежала маленькая Медине.

Эмине вышла на крики свекрови и увидела Ахтема – брата мужа. Он стоял в красивой военной форме, с перевязанной рукой, лежавшей на повязке, подвешенной за шею.

Ахтем обладал взрывным и непримиримым характером. Выдающийся нос с горбинкой, с раздувающимися ноздрями, говорил о его дерзости, решительности и беспощадности. Он редко улыбался, был склонен к авантюрам и поэтому непоседлив. Служба в полку позволяла ему проявлять качества бойца: отвагу и бесстрашие.

Ахтем обнял мать, и слёзы радости наполнили их глаза.

– Как ты, дорогой, что с рукой? – с волнением спросила мать.

– Да пустяки, зацепило немного. Вот подлечусь и опять на фронт, – ответил Ахтем.

– Как Осман? – спросила она о старшем сыне.

– Всё хорошо, мама. Брат жив, здоров.

Эмине считала братьев Асана героями и не сомневалась в этом. И вот Ахтем вернулся. Вернулся с медалью на груди. Отец крепко обнял сына, и скупая мужская слеза предательски блеснула в его глазах. Взглянув на мундир и награду на груди, он одобрительно похлопал сына по плечу. Ахтем поцеловал сестрёнку, поздоровался с невесткой Эмине, и они вместе вошли в дом, который сразу же озарился радостью и счастьем.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное