Душа перед Богом

– Не бойся, только веруй, – говорит Христос и идет дальше, дозволив следовать с Собою лишь Петру, Иакову и Иоанну.

В доме смятение и плач, и когда Христос тихо произнес: «Что смущаетесь и плачете? девица не умерла, но спит», – раздался шопот возмущения и ропота. С учениками и родителями усопшей Христос входит в ложницу смерти.

Недвижимо, вся в белом, с распущенными волосами, лежит девица. Слабейшее дыхание не вздымает ее груди, ресницы не разомкнутся, и то ужасное и грозное, что мы называем смертью, наложило свою печать на ее юный лик. Дымящиеся факелы сугубят страх, который распространяют между людьми останки отошедших детей земли. Земля побеждена в своем творении, жизнь отнята, и всё безмолвствует.

Смерть, смерть, смерть…

Иоанн так и впился глазами в уста Учителя, и Владыка жизни и смерти тихо подходит к смертному одру. В трепетной тишине ложницы властно звучит Божественный голос: «Девица, тебе говорю, встань!» Источник жизни побеждает смерть. Иоанн видит, как трепет жизни пробегает по, трупу, закоченевшие веки подымаются: точно сказочный сон спадает с умершей, и она подымается.

И понял тут Иоанн, что уже нет более неисцелимой смерти и что земная смерть лишь сон на земле с пробуждением в иных, светлых мирах.

Фавор

Сияет небесное блистанье. Христос преображается.

Сквозь оболочку человеческой природы сияет Божественная Слава, и в светлом облаке раздается с неба глас:

– Это Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение. Его послушайте…

И Иоанн впервые прозревает Божество своего Учителя, и какая-то грусть закрадывается в его сердце при мысли, что Тот, Кто избрал его Своим другом, не человек только, но – сошедший на землю Бог…

Тайная вечеря

Тяжелое предчувствие волнует учеников. Христос только что совершил омовение ног. И скорбная душа Его смутилась при мысли о предательстве.

– Истинно, истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня…

Более чутко, чем кто другой, Иоанн прозревает угрожающую Христу опасность. Истомленный тревогой, без слов раздираемый внутренней болью, он припал к груди Христа, и, быть может, это выражение безмолвной и страдающей привязанности облегчало отчасти безмерную муку Христа, терзаемого предвкушениями пыток и Креста…

Голгофа

Казнь совершилась. Богочеловек пригвожден к древу. Из рук и ног струится кровь, голова бессильно повисла на грудь.

Ученики разбежались. Но с выражением величайшей покорной муки у распятия стоит Божественная Мать и возлюбленный ученик.

И переживает Иоанн всякий час своего единения с Распятым. Вспоминает, как с детства льнула к Иисусу вся его душа, как он в святом святых своего сердца был верен Ему еще прежде избрания. И звучат в ушах вновь навсегда отзвучавшие тихие речи Иисуса, только ему одному открытые Христом тайны. Вспоминается все пережитое им за эти три с половиной года, все его неописуемое и безоблачное духовное счастье. А сердце раздирается мукой, и он безмолвно смотрит на склоненный долу лик, и сам готов дать себя распять вместо Христа.

– Жено, се сын Твой!.. Се Мати твоя! – раздается зов распятого Христа.

Так в величайшую минуту вселенской жизни в лице Христова друга было усыновлено Богоматери всё человечество…

* * *

Мы не последуем за Иоанном в те долгие годы его жизни, когда он сперва покоил по завету Христову Пречистую Божию Матерь, а потом носил по вселенной Христово благовестие. Но в день памяти этого ближайшего ко Христу человека от всего сердца преклонимся пред святынею того, кто прошел чрез евангельскую пору христианства каким-то лучезарным видением с чудно-прекрасным именем друга Христова.

Кому мы нужны?

Чем мы моложе, слабее, тем большая окружает нас забота. В детстве за нас дрожат родители. Малейшее нездоровье, малейший жарок повергают в смятение весь дом.

Мы начинаем вырастать. Те же заботы сопровождают нас. Родители хотят знать всё о наших мыслях и чувствах, следят за всяким нашим шагом. Интересуются нашими товарищами; одним словом, будь это возможно, жили бы, так сказать, в нашей душе.

И такой близкий надзор нам обыкновенно не нравится.

Мы им тяготимся и стараемся освободиться из-под него. Сколько невидных, незаметных для постороннего глаза, но тяжелых драм происходит во всех почти семьях в ту пору, как дети стараются дать почувствовать родителям, что они им уж не нужны; что, принимая их заботы о внешней их жизни, они, дети, уже не пустят их в свой внутренний мир.

Дети стараются завести связи на стороне. Товарищи и жаркие молодые споры о предметах, которые молодежь считает недоступными для отцов, первые проблески любви, широкие мечты о будущем, надежды провести разумную и полезную жизнь, – от всего этого старших обыкновенно держат в стороне.

Молодежь справляет одна праздник молодости, справляет его эгоистично, забывая тех, кто старался вложить и развить в ней то добро, которое она сейчас в себе чует. Она забывает, что всё в жизни имеет свои корни, что свои лучшие мечты молодежь не сама сотворила, а получила их в наследство, как плод усилий и развития многих поколений.