Душа-потемки

Катя в Главк не вернулась. Сидела под полосатым тентом в летнем кафе, смотрела на город, плавящийся от жары. Благо наступил уже обеденный перерыв.

Официантка принесла апельсиновый сок. А потом бутылку минеральной. Крохотные пузырьки газа лопались за холодным, покрытым испариной стеклом стакана.

Как убийца попал в универмаг?

Снова зашел перед самым закрытием, как простой покупатель?

А если убийство совершено уже после закрытия? Ведь только уборщица одна из всего персонала вместе с Хохловым приходила первой и уходила последней.

Как убийца вышел наружу?

Как он выходил тогда – в июле восьмидесятого и сейчас?

И потом еще… что-то чрезвычайно существенное… да, это же именно Гюльнар Садыкова сказала тогда, что видела машину Иннокентия Краузе ночью возле универмага. Она была важной свидетельницей, а теперь вот убита.

Если бы это дело находилось в производстве областного Главка, так просто можно было бы узнать все детали расследования. А тут МУР… они все там такие крутые, с таким самомнением гипертрофированным… Достаточно на оперов с Петровки глянуть: мы и без вас все знаем, у нас свой «фирменный» метод расследования, знаменитый «муровский» подход…

А в результате…

Странно, никто из сыщиков и экспертов ни разу не упоминал дело восьмидесятого года. Что же, они не знают о нем? Елистратов не говорил своим подчиненным? Или же, раз нет дела, нет и сравнений? Все как-то на уровне мифа… да-да, мифа…

Замоскворецкий универмаг порождает темные мифы…

Они… те, кто там работает, боятся находиться в здании после темноты.

Катя вернулась на работу в четыре часа, включила в кабинете кондиционер, открыла ноутбук и даже наскоро слепила статейку для «Вестника Подмосковья» – профилактические советы о том, как обезопасить себя в местах массового летнего отдыха.

А что, если Гущин забыл про нее и не возьмет с собой в МУР?

Но Гущин оказался человеком слова.

– Екатерина, готова? Спускайся.

– Федор Матвеевич, есть новости от Ануфриева? – воскликнула Катя в трубку.

– Сама все скоро узнаешь. Ты у меня по этому чертову делу вроде как доверенное лицо, только не болтай лишнего. И если напишешь об этом деле хоть чертову строчку в этих своих чертовых газетах, я за себя не ручаюсь.

– Ни, ни, ни, я понимаю, я ничего об этом деле не напишу, обещаю вам. Только бы вам и Елистратову… нам всем бы его раскрыть!

«А что все-таки говорят на этот раз свидетели? Персонал?» – этот вопрос так и вертелся у Кати на языке, когда она проходила через КПП Петровки, 38. Еще одна цитадель в центре Москвы, огороженная глухой стеной, сколько же их таких понастроено. Но задать свой вопрос полковнику Елистратову она не успела. Потому что низенький и полный начальник отдела убийств МУРа во всем блеске явил тот знаменитый напористый… нет, нахрапистый стиль оперативной работы, которым так кичится столичный уголовный розыск. Тысяча дел – в одно время, все версии, все доказательства отрабатываются одновременно и параллельно, у каждого сотрудника – свой участок работы, за который он отвечает – плохо ли, хорошо, одному шефу известно, из каждого кабинета доносится гул голосов, кого-то допрашивают, хлопают двери, звонят беспрестанно мобильные телефоны, кто-то входит на доклад, кому-то устраивают разнос, чья-то бедная буйная голова, срубленная в горячке, катится, катится по коридору…

Ну, по поводу срубленной головы это, конечно, перебор, метафора. Но Кате, оглушенной, даже слегка растерявшейся от всего этого криминально-оперативного действа, и правда так показалось.

Итак, что же на этот раз показывают свидетели?

– Хохлов у нас, бьемся с ним уже третий час – вон в двухсотом кабинете с двумя моими, и следователь там из прокуратуры, – Елистратов вел их по коридору МУРа, распахнул дверь в кабинет – там два дюжих оперативника, взмокший от пота следователь в голубом шерстяном кителе, два мощных вентилятора на столах, а на стуле – менеджер универмага Алексей Хохлов, и выражение лица у него такое, словно он очень, очень, очень не хочет находиться в этой компании.

– Ну что?

– Работаем пока.

Елистратов закрыл дверь.

– Вот так, слыхали? Твердит одно и то же – я ее, то есть уборщицу Гюльнар Садыкову, не видел. Думал, когда заглянул в раздевалку, что она уже закончила уборку и ушла домой. Это при том, что они практически в одно время всегда, по показанию других сотрудников, приходили утром и уходили вечером. Он ее не видел! Она, мол, где-то убиралась, в отделах, а он находился у себя и потом, как обычно, сдал здание на пульт.

– А кто вообще последний раз видел уборщицу из персонала? – спросил Гущин. Еще в машине Катя заметила в его руках кейс. С ним он не расставался и сейчас.

– Продавщица Слонова, по ее показаниям, где-то в начале восьмого. Уборщица пришла на ее этаж, а затем ушла.

– На третий, в отдел «Тысяча мелочей»? – спросила Катя.

Елистратов смерил ее взглядом.

– Нет, на первый, якобы в свою подсобку, то ли за моющим средством, то ли за порошком.

– Но там подвал и другой подвал…