Душа разведчика под фраком дипломата

«Когда я приехал в Аден, — рассказывал Владимир Ованесович, — это была тихая, мирная страна. В декабре 1977-го пишу доклад о состоянии военно-политической обстановки. Получилась такая огромная телеграмма. В ней главное — неизбежность вооруженного столкновения двух лидеров, то есть, иными словами, — гражданская война. Ну а кому же это хочется слышать. Все было мирно, тихо, а тут Наон войну напророчил.

Сначала я назвал срок ноябрь — декабрь, но чуть позже, в апреле, в новой телеграмме в Центр, уточнил — вооруженное столкновение произойдет не позднее конца августа. Было ясно, ни тому ни другому отступать некуда. Но мы еще могли их остановить. Я предлагал пригласить и Салема Рубейя Али, и Абдель Фатгаха Исмаила в Москву и сказать: “Вы нам оба нужны, но не каждый в отдельности. Только вместе. Езжайте, работайте”.

К сожалению, этого не сказали. И как я узнал позже, в Центре решили, что Наон вообще перегрелся. Мол, климат тропический, тяжелый, атташе два года в отпуске не был. Разрешили пойти в отпуск».

Но все это будет потом. А пока страна упорно двигалась к гражданской войне. По мнению Владимира Наона, у Рубейя оставался единственный выход: объявить войну Йеменской арабской республике. Пусть война продлится сутки, двое, неделю, не важно, но это даст возможность Верховному главнокомандующему поднять войска, ввести их в Аден и блокировать партийную верхушку.

В июне, накануне трагических событий, Наон вновь докладывает в Москву: противоборство двух враждующих сторон приняло острый и необратимый характер, вооруженное столкновение неизбежно.

До полуночи советский военный атташе находился в посольстве. Но в городе было тихо, и он уехал домой. Лег спать, а уснуть не мог: сверлила мысль, неужто ошибся?

Едва задремал, как в 2 часа ночи его разбудил грохот орудий. Началось. Президент вывел из казарм бригаду и открыл артиллерийский огонь по зданию ЦК партии и правительства.

Владимир Ованесович решил офицеров атташата не посылать под пули, но сам выехал, чтобы осмотреться, разобраться в обстановке. На машине поднялся на сопку, которая господствовала над городом. Видно было — стреляют в разных концах столицы.

Чтобы получше рассмотреть, вышел из автомобиля. Едва отступил на несколько шагов, как по машине ударила автоматная очередь. Неизвестный стрелок, видимо, заметил свет в салоне, когда он открывал дверь, и нажал на курок, к счастью, с небольшим опозданием. Утром Владимир Ованесович так и приехал в посольство на автомобиле, пробитом пулями.

Еще сутки в городе шли бои. Все закончилось победой Абдель Фаттаха Исмаила и его сторонников. Однако победа была пиррова. Новый президент и генсек в одном лице — руководитель слабый, безвольный, пристрастившийся к выпивке, всюду за собой таскал любовницу. Уже через несколько месяцев стало ясно, что он обречен.

Один из агентов Наона, близкий к высшим руководителям страны, принес тревожную весть: Абдель Фаттаха Исмаила будут снимать. А это могло повлечь за собой роковые последствия.

Наон доложил эту информацию послу — Борису Федотову. Тот, откровенно говоря, поначалу отнесся к ней с недоверием. «Вчера был у него, — сказал посол, — Фаттах спокоен, считает, что оснований для беспокойства нет».

Помнится, тоща Наон только и ответил послу, что может сказать руководитель, который не только не контролирует ситуацию, но даже себя. На том и разошлись.

А через несколько дней, ночью в дверь квартиры военного атташе постучали. На пороге стоял испуганный агент:

— Фаттаха будут расстреливать!..

Полковник Наон быстро оделся, прыгнул в машину и погнал к зданию Центрального Комитета. Здание было окружено танками.

Владимир Ованесович развернулся, помчался в посольство. Поднял с постели заспанного посла, рассказал о случившемся.

— Надо спасать Фаттаха, — вымолвил Федотов.

Пока собирались, стало известно, что Фаттаха перевезли из здания ЦК в президентский дворец. Вдвоем, посол Федотов и военный атташе полковник Наон, вскоре были у ворот дворца. К ним навстречу вышел министр иностранных дел.

— У нас личное послание руководителя Советского Союза для вашего президента.

Министр замялся, бормотал что-то невнятное, но посла уже было не остановить. Их проводили в президентские покои. Перед ними предстал бледный, еле живой Абдель Фатгах Исмаил.

— Вот что, господа, — сказал советский посол, — кто будет президентом в стране, это ваше внутреннее дело, но если с Фаттаха упадет хоть один волос, вся ответственность ляжет на вас. — И он обвел взглядом присутствующих здесь премьер-министра, министра иностранных дел, других руководителей. — В зависимости от этого Советский Союз будет определять свою будущую политику по отношению к вашей стране. — Он повернулся к Наону. — Пожалуйста, военный атташе может подтвердить мои слова.