− Кэй! Эй, Кэй, как думаешь, есть ли у насекомых уши?!
Да что со мной такое? Я точно не собирался так орать.
Кэй кивком указал куда-то в сторону.
− Здесь у всего есть уши, − с нажимом ответил он.
Да. Там они и были. Трудились, челюстями обдирая мясо с костей. Кажется, они доедали оленя. Или волка. Не очень хотелось узнавать, если честно. Челюсти, точно у саранчи, огромные раздутые брюшки, мерно покачивающиеся в такт, вот-вот грозившие лопнуть. Каждая тварь размером с походный рюкзак, а то и больше. И их десятки, сотни! Прозрачные точно стеклянные крылья не вмещаются под слишком маленькие надкрылья, и этот изъян делает их еще омерзительнее.
И слишком осмысленные, слишком блестящие глаза. Они заметили меня. Вот одна, вторая особь медленно отвлекается от своей трапезы…
И я вновь бежал. Бежал, полностью утратив разум. Мне казалось, что вот-вот меня нагонят, облепят клейкими лапами и будут есть. Тысячи клейких лап, тысяча челюстей, хоботков, что вонзятся в тело. И жужжание, копошение, звон, когда они будут стукаться друг об друга надкрыльями. И это будет долго, бесконечно долго.
Несколько раз я падал, и, казалось, что что-то тут же хватает меня за ноги, карабкается на колени. Может, это были всего лишь сухие ветки, а может, и нет. Я не знал, сколько продолжался этот бег. А в тот момент, когда дыхания уже не хватало, когда сердце было готово выпрыгнуть из груди, земля под ногами вдруг стала очень рыхлой. И вот я уже летел вниз. Мне осталось только крепко зажмуриться и закрыть голову руками. Вот и все. Как только я достигну дна, там-то меня и сцапают.
Но внизу оврага был только Кэй. Это о его ногу я стукнулся, приземлившись.
− Жучье уже давно отстало, − он ухватил меня за руку и резко дернув, поставил на ноги.
− Но нет времени разлеживаться. Он должен быть где-то здесь.
Я уже не спрашивал, какой такой «он». Мне было все равно. Часть меня хотела забиться под ближайший куст, сжаться в комочек и остаться там навсегда. Другая часть жаждала от души заехать «наставнику» в челюсть.
Но я все равно встал и пошел вперед. Меня трясло, зуб не попадал на зуб, но я все равно шел. Будто подсознательно чувствуя, что только так можно прекратить этот кошмар.
Здесь и правда кто-то был. Я чувствовал его страх. В овраге было еще темнее, чем в лесу, так что я двигался почти вслепую. Все было как в кошмаре, где ты отлично знаешь, что вот за тем кустом притаился монстр. Но ноги все равно тащат тебя туда. Только уж больно напуган был этот невидимый пока что монстр, нет, он был просто в ужасе. Тем хуже. Загнанный зверь всегда опаснее.
А в следующую секунду что-то налетело на меня, протаранив в живот и сбив с ног. Это что-то тут же попробовало удрать, но я схватил его. Не знаю, зачем, как-то инстинктивно. Вместо ожидаемой звериной шерсти я нащупал чью-то тощую ручонку, абсолютно ледяную.
− Держи его! − крикнул Кэй. − Не отпускай ни в коем случае!
Вторая такая же рука вцепилась мне в лицо, я чудом успел отвернуться, чтобы оно не задело глаза. Существо кричало совершенно диким голосом, почти ультразвуком. Оно отчаянно пиналось и царапалось. И было неожиданно сильным, при его малом росте. Но я держал. Сам не зная, почему. Пару раз оно ощутимо пнуло меня в живот, оставило пару глубоких царапин на щеке. Наконец, мне удалось прижать его руки и ноги к земле.
И только чудом я тут же не выпустил его.
Потому что в небе вдруг взошла луна, осветив все происходящее. И я отчетливо увидел, кто лежит передо мной.
Грязные растрепанные желтые патлы, сбившиеся в колтун, огромные глаза − из-за расширившихся зрачков кажутся черными. Бледно-зеленая кожа, перекошенное лицо, застывшее в жутком оскале, лицо утратившие человеческие черты. Меня передернуло от отвращения. Вспомнилось вдруг, как у матери во время припадков темнели глаза и, всматриваясь в мое лицо, она вопила «Ты скверна! Ты скверна! Порождение тьмы!».
Теперь я понял, что она имела в виду. Что видела, глядя на меня. Потому что здесь, в овраге я глядел в лицо самому себе. Мне, двенадцатилетнему. Который, должно быть, все эти восемь лет пробыл в этом лесу. Его щеки впали, одежда истлела, тело цветом напоминала рыбу, с которой сняли чешую, он превратился в дикую лесную тварь. И в то же время это был я.
Существо выгнулось дугой и снова закричало. Меня разрывало от жалости и омерзения. Хотелось чем-то помочь ему. Или добить − ведь он, по сути, был живым скелетом обтянутым кожей. И вероятно, уже давно мертвым, ведь его была плоть холодна. Хотелось отпустить руки и бежать прочь, далеко-далеко. Приложиться пару раз об дерево головой, чтобы забыть, извлечь навсегда из памяти. Или же…
− Не смей! − Кэй появился рядом с нами, опустился на одно колено, перевел взгляд от меня к нему.
− Не смей отпускать его! − он был в ярости. − Не смей, слышишь, не смей презирать его, не смей его ненавидеть!
Последняя фраза обожгла, будто удар плетью.
Я понял, что он имел в виду. Пусть и не мог объяснить словами.
Меня душила подступившая к горлу истерика.