Душа убийцы (сборник)

На счастье Ивана Петровича, последние действии вряд ли имели месте, в действительности. Они были навряд ли, потому что Иван Петрович очнулся вдруг в потной постели целехонький, и, пожалуй что, не летавший по воздуху.

Пожалуй, Иван Петрович снова забылся в какой-то момент. Вопрос: в какой именно? Ведь не спросить!

— Катяша, а где Александра Сергеевна?

Вместо ответа — громыхание кастрюль.

— Котик мой, а что, верно, будто у меня затемнение?

— П-ш-ш! — зашипело какое-то варево.

Иван Петрович потянулся за книгой.

— Как интересно, чижуня! — с ненатуральным интересом воскликнул. — Здесь написано, что мороженое в Европу привез Марко Поло!

Гробовое молчание.

Под рукой новая книжка. Шекспир. «Леди Макбет».

С отвращением отбросил.

Вот еще одна… «Анна Каренина», черт побери!

— Черт побери! — плюется доктор наук, что ни книга — все про интрижки! Екатерина Перфильевна! — зычно кричит, — куда дела »Теорию пограничного слоя»?

В дверях появляется Екатерина Перфильевна.

«К чертовой матери всех молодых дур! Надо заниматься наукой!» — думает доктор и все всматривается, все изучает.

— А бульон? Кто забыл про бульончик? — напевает жена. — Бульон с пирожком!

Иван Петрович изучающе всматривается: пожалуй, что ни следа волнений! Приснилось? Нет, неужели?

— Катенька, — шепчет любящий муж, — но достаточно ли он прозрачен?

— Я очень старалась, — скромно отвечает она. — Да, вот еще: позвони Александре Сергеевне!

Не сводя настороженных глаз с кукольного лица, Иван Петрович берет пиалу.

«Приснилось! Какое счастье — приснилось! — несется суматошная мысль. — Но если так… Если так! Отчего бы не звякнуть тогда, если так? В конце концов, если ничего не случилось… Грудка такая… Правда вот ножки… Но грудка!.. Позвонить и с легким смешком, для разведки осторожно начать… Прямо так и начать: все смешалось в доме Болконских!.. А, каково? Гениальная фраза! Фраза великого классика!» — Иван Петрович смеется.

Порыв ветерка отметает тюлевую занавеску. В оконном стекле над головой его зияет дыра. А доктор смеется: всех дур обыграл! Что значит — умный мужчина!

Ветерок поддувает, умный доктор смеется. зияет дыра.

Язык прозы, язык прозы… Да что же это такое, черт его побери?!

Понятно: язык — лишь код для передачи душевных стихий. Язык (литературный) — это множество слов, отражающих языковую среду героев. Чем новее и точнее слова, тем богаче язык, так еще говорят.

Однако же… Что такое литературный язык Достоевского? Тридцать три слова, из которых каждое можно и переставить, и заменить — вот весь литературный язык Достоевского! Так не поэтому ли этот гигант покорил мир?

…В Евангелиях слов тоже немного.

Александр Жулин.

Из цикла «Беседы с воображаемым собеседником».

ХИЖИНА С ШАШЛЫКАМИ

И еще о любви

Человек, который узнал о предательстве, начал готовиться к схватке. Нет, детских упреков не будет, будет сражение, открытое, честное! Он потребует объяснений, призовет па помощь товарищей и не важно, чем кончится дело, пусть — поражением, но надо, надо расставить точки над «i»!

Однако вот странность: человек еще ничего не успел предпринять, как вдруг обнаружил, что товарищи будто сплотились, и будто — все против него! Нет, со стороны никто бы ничего не заметил, они, казалось, все также шутили, но настороженным чувством своим он уловил некий фальшь-звук. Он пока не сумел его выделить, но тем внимательней вслушивался, тем хладнокровнее выжидал…

Валентин мирно сидел, вытянув ноги и привалившись спиной к рюкзаку. И от усталости невмоготу было пошевельнyться.

—Вот бы кто-нибудь вырубил в гору ступеньки, — сказал просто так.

— Нам только горы не хватало! — тут же откликнулись.

— А то б эскалатор… А на вершине бы — хижина… — мирно сказал.

— А в хижине — кавказец с усами! — тут же добавили.

— Люди поднимались бы в гору, смотрели кругом…

— А кавказец бы изжарил шашлык! — так вот продолжили.

— Поимев неплохой куш! — наконец выдохлись.

Привал был устроен у подножья одинокой высоченной горы. Их было семеро, считая красивую девушку. Вот девушка встала и замедленно — словно танцуя — проплыла мимо Валентина. И сделала так, будто споткнулась о ногу.

— Не лучший способ обратить на себя внимание дамы, — сказала она. — Любишь меня?

Он был обязан традиционно солгать: — Оч-чень люблю! До… — и далее был обязан продолжить. «До посинения», — так уже продолжал. «До омерзения», — тоже.

— Нет, ты не ответил! — рыдающе вскричала она. — Как? Ну, как ты любишь меня?