Преодоление травмы может идти через регрессию – ребенок как будто становится младше, если может рассчитывать на то, что взрослый ему поможет. Но взрослые часто не желают иметь дело с детской болью – пусть ребенок скорее о ней забудет. Они подают сыну или дочери сигналы: перестань это чувствовать, не говори об этом! И дети в этом случае не переплавляют свою боль, не перерабатывают ее, а запирают чувства, примораживают их во внутренней коробочке. А вместе с ними непременно примораживается и часть внешнего опыта. И кажется, что ребенок все забыл, не помнит травмы. Но нельзя приморозить одно чувство, не замораживая все остальные. А травма не просто так лежит в этой коробочке – она из нее стучит, хочет вырваться наружу. И тут необходим внутренний караул, чтобы охранять ее, не выпускать. Очень много душевных сил тратится не на выполнение задач возраста, не на рост и взросление, а на стучащую из коробочки боль.
Если ребенок не пережил травму в объятиях взрослого, его развитие притравлено этой травмой, даже если кажется, что у него все благополучно.
Часто при общении с уже взрослым человеком, пережившим в детстве что-то тяжелое, возникает смутное ощущение неблагополучия. Он может, например, об ужасных событиях своей жизни рассказывать с «буратинской улыбкой»: ну да, и родился я в сыром подвале, и пороли меня, ну и что? Да, бывает так, что человек оказывается бессилен справиться с травмой и, чтобы выжить, ему ничего не остается, кроме как терять свою чувствительность в целом. «Буратинская улыбка» – это признак потери чувствительности, свидетельство непереработанной травмы; первый признак реабилитации – это когда появляются нормальные слезы.
Поэтому задача взрослого – «контейнировать» чувства ребенка. Обнять его вместе с его чувствами. Этому не надо учиться на специальных курсах, это в каждом из нас заложено. Важно позволить ребенку выплеснуть чувства: его боль, его гнев, его страх, – только тогда он может восстановиться, хотя и со шрамом. Но если закрываться от ребенка, отгораживаться, стыдить его за его чувства – тогда он «отмораживается».
Часто малышей госпитализируют без мам, что обычно воспринимается ими как предательство родителей: отдали и бросили… Поэтому родителям маленьких детей надо отстаивать право ребенка быть с матерью, причем отстаивать жестко, прибегая, если необходимо, к помощи правозащитников и общественных организаций. Если госпитализация без мамы все-таки случилась – надо говорить о чувствах. Не стремиться отвлечь и развлечь, а проговаривать: больно, страшно, плохо. При этом вы должны показать, что взрослый готов с этими чувствами справляться. Ни в коем случае не давайте понять ребенку: мне и так тяжело, прекрати это чувствовать!
Иногда родители, сталкиваясь с проблемами своих детей, начинают вспоминать собственное детство – и обнаруживают у себя множество незаживших ран. У себя в душе можно обнаружить и ящик с бомбой. Если с человеком в детстве происходило что-то очень плохое, в это лучше не лезть самому. Самодеятельность в таком случае только навредит, ищите профессионального психотерапевта. Но если речь идет о мелкой хронической травматизации, то помочь себе вполне возможно. Как говорят психологи, «надо стать родителем самому себе». Ты должен относиться к себе как к своему ребенку: не игнорировать свои потребности, прислушиваться к ним, заботиться о себе.
Бывают и ошибки восприятия: дети неправильно понимают отношение родителей к ним. Скажем, разговариваешь с кем-то и понимаешь, что человек относится к миру как переживший жестокое насилие. А между тем биография у него благополучная. Потом выясняется, что в полтора года он получил сильный ожог и в течение многих недель мама делала ему болезненные перевязки. Он ее умолял их не делать, а она делала. Ребенок не понимал тогда, что это необходимо, а мама, видимо не справившись со своими чувствами, прикрикнула на него. Так получилась травма, и уже потом специалисту надо будет расцепить мамины действия и детское восприятие.
Связь между детской травмой и взрослыми проблемами может быть вообще неочевидной. Например, на одном тренинге для родителей у меня была мама, которая очень бурно реагировала на детскую ложь, притом что она вполне терпимо относилась к другим нарушениям поведения. И на второй день тренинга она вдруг вспомнила, как в три или четыре года родители сказали ей, что они едут к бабушке – а сами оставили ее в детском санатории. Немудрено, что ее всю жизнь травмирует любая ложь. Но женщина никогда не думала об этой связи, не видела ее, хотя и понимала, что есть что-то неправильное в том, что она так взвивается от детского вранья.