Душераздирающее творение ошеломляющего гения

А в новой квартире хорошо кататься по полу. Квартира длинная, вытянутая, есть сквозной проход через все комнаты, а поскольку пол деревянный, а проход примерно 35 футов длины, при открытой двери на лестницу можно прокатиться по инерции фута три-четыре, и если к этим трем-четырем футам прибавить 16–17, которые нужны, чтобы набрать приличную скорость, в сумме получается дистанция в 20 футов для прекрасного катания — и даже больше, если открыть дверь в комнату Тофа и отодвинуть стул, стоящий у стола.

Однако в своем классе Тоф — единственный, кто живет в квартире. Многие его одноклассники живут рядом, но в собственных домах, огромных прекрасных домах в Пресидио-Хайтс, с помещениями для горничных, подъездами и гаражами. Глядя на список его класса, я ненавижу это «кв. 4» в графе «адрес». Мне хочется позвонить в школу и сказать, чтобы они вычеркнули это «кв. 4». Тоф начал ходить в седьмой класс, и, если забыть про одного учителя, добрейшего человека, который почему-то каждый день спрашивает у него, как он себя чувствует, то у него все в порядке, все отлично, и он сразу же становится невероятно популярным. За первый месяц он побывал на трех бар- и бат-мицвах^[143], двух днях рождения и прочих тусовках, а мне сильно полегчало, хотя из-за этого приходится постоянно ездить, ведь его востребованность явно сглаживает стресс от переезда.

Я отвожу его в гости домой к однокласснице. Когда через три часа я его забираю, он выглядит растерянным и потрясенным.

Они играли в «бутылочку».

— Серьезно? — спрашиваю я. — В «бутылочку»? Мне бы и в голову не пришло, что в это еще играют. В смысле, сам-mo я в нее, кажется, никогда и не играл…

Ему было некуда деваться. Там был только он, еще один мальчик и шесть девочек. Его скрутили и усадили. Он был новенький, и все лезли вон из кожи.

— Значит, ты целовался?

— Нет.

— Нет? Почему?

— Потому что я их почти не знаю.

— Кхм, понятно, но…

— Мне не хотелось.

Я даже не знаю, что сказать. Больше всего на свете, всем своим существом я хочу ближайшие недели только об этом с ним и разговаривать; я не просто хочу вытащить из него все возможные детали, меня распирает от любопытства, так сказать, проективного толка, а еще меня переполняет желание дать ему по шее за то, что он повел себя так по-мудацки. Я тщательно взвешиваю все варианты, но поскольку я великий стратег, то решаю, что смогу получить от него хоть какую-то информацию, только если в разговоре с ним буду как можно меньше, скажем так, хихикать. Я помню и о том, чтобы не переносить на него свои собственные страдания из-за упущенных возможностей, из-за девочек, которых не поцеловал, школьных танцев, на которые не пошел, — и вообще я не желаю, чтобы и у него были такие страдания; чтобы у него вообще были хоть какие-то страдания. Всю дорогу до дома мы обсуждаем нюансы прошедшего вечера, а уже дома, на диване, много позже того момента, когда ему пора идти спать, мы смотрим «Субботний вечер живьем»^[144], а когда он заканчивается…

— А они были симпатичные?

— Вроде бы. Некоторые. Не знаю. Там были две девочки из другой школы.

Я заворожен и боюсь чем-нибудь вспугнуть его: он впервые так откровенен со мной в разговоре о девочках, чуть ли не впервые заговорил со мной на эту тему вообще: я вечно издеваюсь и хмыкаю, поэтому, как правило, он предпочитает делиться этим с Бет.

Но Бет, которая теперь стала кандидатом в бакалавры, в последнее время слишком занята. Мы видимся с ней все реже, и это довольно тяжело, хотя даже год назад было бы намного тяжелее. Тоф уже в том возрасте, когда я могу оставить его на несколько часов одного, а поскольку от дома до школы всего двенадцать кварталов, он ходит туда пешком. Я отвозил его первые несколько дней и отвожу, если он опаздывает так, что одного его уже не пустят в школу, но в остальных случаях, поскольку я просиживаю до трех часов ночи за компьютером, занимаясь спасением мира, пока он собирается в школу, я сплю. Он просыпается, берет обед, готовит завтрак и поглощает его и комиксы, а потом, когда он уже уходит, я иной раз — не чаще раза в неделю — поднимаю голову, ненадолго, только чтобы…

— Что ты съел?

— Вафли.

— Фруктов поел?

— Яблоко.

— Правда съел?

— Правда.

— Пешком или на велосипеде?

— На велосипеде.

— Цепь еще сломана?

— Ага.

— Надень шлем.

— Пока.

— Надень, я сказал!