Душевная болезнь Гоголя

Последние годы жизни Гоголь находился в плену своей болезни. Она руководила его поведением и творчеством. Душевное состояние его значительно ухудшилось после обвинений в его адрес по поводу содержания книги «Выбранные места из переписки с друзьями», когда всеобщее поклонение уступило место почти всеобщему осуждению. Никто из его окружения тогда не понимал, что на свое творчество он смотрел теперь через призму своего болезненного воображения. Бредовые идеи греховности и самоуничижения заставили его усомниться не только в художественной ценности своих произведений, но посчитать их кощунственными, оскорбительными для людей. Ему все труднее становилось преодолевать болезненные приступы. Все чаще голову сжимала распирающая боль, настолько интенсивная, что лишала его возможности работать. Все чаще появлялись приступы тоски или «оцепенения», и душа его, полная тревоги и смятения, металась и билась о непроницаемую тьму тяжелых мыслей.

Сама жизнь казалась теперь ему тяжким бременем. Временами на его лице с застывшей мимикой появлялось отрешенное выражение. Оно редко оживлялось искрой веселья. «Голова моя страдает всячески, если в комнате холодно, мои мозговые нервы ноют и стынут. Вы не представляете, какую муку я чувствую всякий раз, когла стараюсь пересилить себя, взять власть над собой и заставить голову работать, – писал он друзьям. – Если в комнате натопленный жар, он меня душит совершенно. А всякое движение производит странное ощущение в голове – как будто она хочет треснуть. Как сильно я могу страдать, в то время как другие не видят мои страдания!»

Гоголь продолжал жить за границей, то в Италии, то во Франкфурте, то в других местах. Во время его приездов в Россию друзья отметили появление изменений личности. С течением времени эти изменения стали нарастать. 20 февраля 1840 года профессор Московского университета Н. Т. Грановский писал в письме к Станкевичу: «Вчера было чтение у Киреевских. Украшением вечера был отрывок из романа еще не оконченного, читанный Гоголем. Чудо. Это одно из лучших произведений Гоголя. Но как человек он переменился. Много претензий, манерности и что-то неестественное в приемах и движениях, но талант тот же». После опубликования первого тома «Мертвых душ» в 1842 году он снова уехал за границу и связь с родными и друзьями поддерживал только в письмах, в которых периодически продолжал жаловаться на снижение творческой энергии.

Жуковскому Гоголь писал в 1844 году: «Всякий раз я должен себя приневоливать. А не насильно почти ничего сделать нельзя». Продолжались колебания настроения. Помимо приступов депрессии, его посещали, хоть и не часто, периоды подъема настроения, и он спешил воспользоваться ими для продолжения работы над вторым томом «Мертвых душ». Из Мариенбада, где находился на лечении, он писал Погодину: «Воды помогли, появилась бодрость юности, и, самое главное, я почувствовал, что нервы мои пробуждаются, что я выхожу из летаргического умственного бездействия, в котором находился последние годы, чему причиной было нервическое усыпление. О, какая это радость! Сюжет, который я лениво держал в голове, развернулся в таком величии, что все во мне произвело сладкий трепет, и я переселился в тот мир, в котором давно не бывал, и в ту же минуту засел за работу».

Все 40-е годы продолжались колебания настроения. Мании иногда доходили до экстаза (высшая степень восторга), а депрессии – почти до раптуса («неистовое тревожное возбуждение» – по Снежневскому). Об этом Гоголь сам подробно писал в одном из своих, всегда обстоятельных, писем: «Во время пребывания в Вене я почувствовал, как всякое незначительное приятное чувство превращается в такую страшную радость, какую не в силах вынести природа человека, а всякое сумрачное чувство превращалось в печаль тяжкую, мучительную, а потом следовали “обмороки” и, наконец, совершенное сомнамбулическое состояние. Когда болезнь и без того была невыносимой, нужно ж было получить еще и неприятность, которой и в здоровом состоянии человек бывает потрясен. Сколько присутствия духа нужно было собрать, чтобы устоять. Я устоял, я креплюсь, сколько могу, и никому не показываю, что болен, хотя часто не под силу это скрывать».

Гоголь, зная бессилие современной ему медицины, боролся со своим недугом сам – то усилиями своей воли, то лечением водами, купанием, климатом, но лекарствам не доверял. В 1848 году он вернулся из-за границы в Россию и привез с собой несколько уже готовых глав второго тома «Мертвых душ», отрывки из которых читал друзьям. Написаны они были на высоком художественном уровне, и все поняли, что талант Гоголя не пропал, что он может творить, и стали относиться к нему с прежним уважением. Это было утешением для него. Но это утешение мало отразилось на течении его душевной болезни. Она продолжала прогрессировать.