Души военные порывы

Прорвало на них и нашего пулеметчика. Стаценко его фамилия. Вот.

Он рассказал, что в детстве его отец поведал ему, как погиб его дед. В такую же ночь. Причем, на этом же самом болоте. Они также были зажаты немцами, только в том далеком 42-ом немцы не отсиживались, а обильно молотили по болоту минами. К полуночи только угомонились. И вот тогда, скорее всего в отчаянии, их политрук, который исполнял обязанности командира роты (а их и оставалось-то всего числом – рота) поднял солдат в атаку. Как-то убедил их, и поднял. И они пошли. И прорвались. Только дед в той атаке погиб – об этом семье рассказал его сослуживец. А еще он рассказал семье, почему они смогли победить. Нет, не ярое сердце коммуниста подвигло их к этому, и не осознание того, что шли они за правое дело, нет. Они просто шли умирать, и каждый знал об этом.

Без всяких патриотических и идеологических вывертов.

Они шли умирать, но желали сделать это, как настоящие воины. А получилось, что победили. И не просто победили, а обратили превосходившего их числом противника в паническое бегство. Как позже выяснилось, им на руку сыграл тот самый туман.

Немцы, конечно же, не были дураками, и вполне осознавали возможную попытку прорыва красноармейцев, которые воспользуются туманом как прикрытием. Поэтому их аванпост был выставлен прямо возле топи, чтоб услышать плеск бредущих тел. Но дело в том, что плеска они не услышали. Ни одного. Воины с винтовками выросли прямо перед оторопевшими фрицами и практически бесшумно перебили немногочисленный отряд. Отряд, задачей которого было дать тревогу и откатиться назад, на укрепленные позиции попросту не успел этого сделать. А у наших, так как патронов было в обрез, как-то сами собою заработали штыки в руках. Но все-таки совсем бесшумно не получилось, и основная часть немчуры, не получив ответа на свои тревожные оклики, активно зашевелилась на своих позициях.

Вся соль приключилась в самом тумане: как только наши беззвучно бросились в свою последнюю, безнадежную, атаку – на карабины, автоматы, пулеметы – сзади, на месте перебитого аванпоста что-то бухнуло, и тьму озарил шар огня. То ли граната какого-то фрица запоздало взорвалась в мертвой руке, то ли еще что, но от взрыва загорелся сигнальный огонь, который должен был освещать для немцев предполагаемое место атаки. Вместо этого он сыграл с ними злую шутку: едва пламя заметалось в тумане, по всему его молочному телу понеслись всполохи. И тени. Много-много теней.

Тени солдат, которых, по расчетам немцев, должно быть не более полутораста душ, немножко размножились. Реальных солдат и в самом деле было чуть больше сотни. Но вместо этого глаза фашистов увидели полчища болотных воинов, численность которых превышала эту цифру раз так в пять. То был визуальный эффект, не больше, но храбрости он немчуре не добавил. Открылась пальба, полетели гранаты, часть немцев стала поливать огнем те места, где виделись силуэты наших солдат, но самих солдат там никогда и не было.

Наши почти без потерь ворвались на позиции противника, и завязалась банальная схватка не на жизнь, а на смерть. Но только с тем отличием, что наши действительно дрались с отчаянным осознанием, что отступать некуда, а немцы были обескуражены, ошеломлены и попросту в ужасе от того, что русских Иванов, на самом деле, скрывалось на болотах гораздо больше. Советские воины пришли сюда за смертью. Но взять они ее хотели подороже.

А вот немцы…

Немцы-то умирать в этот вечер не рассчитывали, что пугало их до чертиков пред тем, что сделали сейчас русские. Их до болотных чертиков пугало то, что в этих землях дикарей творятся поистине колдовские вещи. Что они без особых усилий смогли пройти сквозь все их пикеты и теперь хладнокровно их убивают. Просто пришли и мстят. Как курей, которых очень любил вон тот окровавленный, и теперь уже мертвый фельдфебель Курт. Это был ужас.

Наши вышли из того боя малым числом, все еще не веря в победу. Затем – выбрались и из окружения. Но с той поры, как после выяснил тот самый друг деда, все, из числа выживших той ночью, дожили до Дня Победы. Кроме самого деда, который пал в том бою.

Вот так обыкновенная оптическая иллюзия помогла выжить, пусть небольшому, отряду красноармейцев.

– Сегодня такой же туман будет, – закончил тогда пулеметчик Стаценко.

Теперь важное отступление: буквально утром, перед тем, как выйти на эту злополучную станцию, мы наткнулись на перевернутый железнодорожный состав, как детская игрушка валяющийся на боку вдоль искусственной гряды с рельсами. Все было в нем разграблено, однако, помимо основного груза, состав также перевозил скарб какого-то театра, и, видать, большого. В числе прочего хлама мы заметили несколько муляжей винтовок, которые нас изначально очень заинтересовали. Они лежали рядом с вывороченным наружу вагоном, откуда до сих пор воняло горелыми тряпками, паленой резиной и еще черте знает, чем. Но явно чем-то гнилостным. Потом, поняв, что мы держим в руках бесполезные в военном плане изделия, мы, также, как и предыдущие «счастливчики» до нас, бросили их на насыпь.