Два брата

— Пусть ничто не отделяет их друг от друга и от нас с тобой, — сказала Фрида. — Мы семья, и если всем все объяснять, то получится, что для нас это важно, хотя глупости все это. Зачем кому-то знать? Кому какое дело?

— Бумаги-то в больнице сохранились, — напомнил Вольфганг.

— Вот пусть там и лежат. Это никого не касается, кроме нас.

Плач и крик

Берлин, 1920 г.

Мятеж, известный как путч Каппа, длился меньше недели. Продрогший Берлин стоял в очередях к колонкам, источавшим струйки ледяной воды, а мнимый диктатор Капп пять дней слонялся по Президентскому дворцу и затравленно выглядывал на Вильгельмплац, гадая, как подчинить народ своей несгибаемой воле. В конце концов он решил, что задача невыполнима, а потому взял такси до аэропорта Темпельхоф и самолетом отбыл в Швецию, навеки распростившись с постом главы государства.

Берлин возликовал, и на Унтер-ден-Линден собралась многотысячная толпа, желавшая посмотреть на войско фрайкора, которое менее недели назад триумфально промаршировало под Бранденбургскими воротами, а нынче двигалось в обратном направлении.

Фрида и Вольфганг решили поучаствовать в празднике.

— Для Берлина это великий день, — возбужденно говорила Фрида, с коляской пробираясь сквозь толпу. — Не так часто кроха рабочей солидарности берет верх над военными. Сплоченность — больше ничего и не надо.

— Кроме как выпить, — ответил Вольфганг, увидев ларек, торговавший пивом и жареной картошкой. — Гулянка все же.

И впрямь, вокруг царило веселье. В толпе рыскали лоточники, бессчетные уличные музыканты зарабатывали пфенниги. Однако с приближением отступавших вояк, о котором извещал грохот тысяч кованых сапог, в ногу чеканивших шаг по мостовым Шарлоттенбургер-шоссе и Унтер-ден-Линден, праздничное настроение толпы сменилось мрачной угрюмостью.

— Черт! — обеспокоенно шепнул Вольфганг. — Немецкие солдаты минуют Бранденбургские ворота в гробовом молчании. Небывало.

— Они не солдаты — они ополоумевшие бандиты, — ответила Фрида.

— Не нравится мне это, — занервничал Вольфганг. — Как-то все нехорошо.

— Теперь уже поздно, — сказала Фрида.

Вцепившись в коляску, они смотрели на ненавистные шеренги, маршировавшие меж громадных каменных колонн знаменитых ворот Фридриха Вильгельма.[9] Изнуренные озлобленные лица. Что бы ни говорила Фрида, в строю шли солдаты в старой армейской форме и угольно-черных стальных касках.

— Смотри, кое у кого на шлемах странные перекошенные кресты, — шепнул Вольфганг. — Что это?

— Не знаю, — ответила Фрида. — Кажется, индийский знак.

— Индийский? — прыснул Вольфганг, забыв о серьезности момента.

— Да, буддийский или индусский, точно не знаю. По-моему, называется «свастика».

— Буддийский? — недоверчиво переспросил Вольфганг. — Ни хрена себе!

Толпа замерла. Молчание ее оглушало, как и грохот сапог.

Позже Фрида говорила, что это было восхитительно. Презрительное молчание огромного города казалось выразительнее всякого шума и криков. Нет, не соглашался Вольфганг, с самого начала было жутко. Народ молчал от страха. От ужаса перед тем, на что способны маршировавшие солдаты. Что может произойти.

И что произошло.

Все началось, когда солдатский строй почти иссяк. Голова колонны уже достигла моста через Шпрее. Каждый сам по себе: мрачная толпа безмолвствовала, солдаты чеканили шаг. Эдакое странное перемирие.

А потом неподалеку от Вольфганга и Фриды, оберегавших коляску, крикнул мальчишка.

Высокий ломкий голос перекрыл гулкий грохот сапог. Наверное, будь мальчишка постарше, а голос его чуть ниже, никто бы его не услыхал, крик затерялся бы в ритмичной поступи.

Но мальчишке было не больше двенадцати-тринадцати.

— Проваливайте, тупые козлы! — крикнул он. — Влада Ленина — в немецкие канцлеры!

Тотчас двое покинули строй и выдернули пацана из толпы. Народ потрясенно замер, и лишь какая-то женщина вскрикнула, когда прикладами винтовок солдаты сбили мальчишку наземь, первым же ударом вышибив ему зубы. Двое, мужчина и женщина, кинулись на помощь погибавшему ребенку и вцепились в винтовки, взлетавшие цепами.

— Твою мать! — крикнул Вольфганг. — Хватай детей! Подними над головой! Скорее! Скорее!

В мгновение ока безмолвная толпа превратилась в разъяренного зверя. Задние ряды напирали, передние пятились. Едва Фрида и Вольфганг успели выхватить малышей из коляски, как ее опрокинули и затоптали.

— Уходим! Назад! — рявкнул Вольфганг. — Ради бога не споткнись!

Подняв малышей над головой, перепуганные супруги пытались уйти от беды и пробивались сквозь толпу искаженных яростью лиц, рвавшихся беде навстречу.

— Пропустите! — закричала Фрида. — У нас дети!

Кое-кто пытался дать им дорогу, но ослепленная яростью толпа, возомнившая, что числом одолеет вымуштрованных солдат, напирала. И вскоре грянул кошмар, развеявший это заблуждение.

Резкий голос выкрикнул команду, следом пропел горн. Солдатский строй мгновенно остановился, а затем столь же согласованно развернулся лицом к разгоряченной толпе. Вновь гавкнула команда, поддержанная горном, и мышастая шеренга лязгнула, ощетинившись вскинутыми к плечу винтовками.