Читаем Два человека в мире полностью

В другой жизни, допетровской, Лизе приходилось убирать и готовить. А потом Лиза «вышла замуж» за домработниц, кухарок, водителей и садовников. Они освободили её от «рабства». Лиза стала писать книги. По-настоящему, не как раньше (в двадцатипятиметровой квартирке). Не любила вспоминать, как прибегала с работы, наскоро перекусывала, махала тряпкой по углам, ненавидела пыль, до поздней ночи строчила романы. Может, и интересные, да кому нужны, кто она? Не знаем такую! Нелепый женский труд – варить, стирать, мыть! Она всегда думала, и непременно в масштабах планеты.

Как Лизе пришла в голову вся эта чепуха, Лазурный берег? Редактор торопил. В свет одна за другой вышли девятнадцать книг. Абзацы повторялись, герои вели набившие оскомину диалоги, персонажи кочевали из одной книги в другую. Прямо кризис жанра. Из Италии Лизе позвонила подружка, однокурсница, пожаловалась на судьбу: восьмой год работаю сиделкой у старухи, просвета нет, всё надоело, хоть вешайся! Целая колония таких несчастных. Хорошо, если вообще работа есть. Бывает, не на что еды купить. Самая умная девушка потока рассказывает чудеса. Стоило ли учиться? Мозгов на большее не хватило? Сиделка? Лиза поделилась с мужем. Пётр Андреевич с ходу и выдал:

– Вот тебе сюжет.

Обижаться на жену у Петра Андреевича оснований не было. Он подтолкнул лодочку к чужому Лазурному берегу. В Италию ехать? Нет, во Франции всё-таки поспокойнее. И вот Лиз Калашникова получила, что хотела, – семью Вуд. Маму, папу и двух дочек. Живут в Лондоне, в Вильфранш наезжают, как мы на дачу. Папа зарабатывает в Сити. Имеют квартиру в Париже, не центр, но неплохо. Мама не работает. Плюс две тётки. Одна – мамина родственница. Старухи проживают в Монако. Это из досье, полученного вместе с рекомендациями. Пару лет папа арендовал эту виллу в Вильфранш за три с половиной тысячи евро в месяц, плюс расходы на содержание, в декабре выкупил. Вот откуда нераспакованные вещи. Арчи Вуду дом не нравился, согласился на покупку под натиском жены. Соревновался с другом опять же, у последнего вилла в Антибе. Если бы не Ницца с оперным театром, Арчи обожал оперу, то и не купил бы. После напряжённой работы на Лондонской фондовой бирже оказаться в Ницце, скажем, неплохо. Заодно в объятиях Люси, симпатичной официантки.

У Тани та же история. Друг, Люсьен, проживает чуть выше Тёмной улицы, работает в кафе на набережной, красив, но беден. Пришлось-таки доплатить за дополнительные сведения. Частное сыскное агентство, русско-французское. Филиалы (если кому нужно) в Париже, Ницце, Монако, Каннах.

О семье Вуд Лиза знала больше, чем сами её члены друг о друге. Романы Лизы Калашниковой (по Ахматовой) вырастали из такого сора, что и самой Анне Андреевне не снилось! В общем, из ерунды.

Костюмчик надо бы сменить, купить попроще, подумала Лиза и тут же порезала палец. За спиной стоял Арчи. Она открыла кран, струя воды окрасилась. Она оглянулась. Глаза мсье сверкнули недобрым огоньком или ей показалось? Вот сволочь!

– Для этого есть машинка. Резать. Понимаете? Не хватало здесь крови. Таня, где салфетки? Ах да, её нет. Непростительно – сыр с кровью. С плесенью знаю, с кровью – нет, – он пытался шутить.

Офранцузился! Лиза намотала на палец тряпку. Она представила себе этого лысого господина в пабе с бокалом пива. Прошла бы мимо, не плюнула. Терпи, детка, книга требует жертв! Вон Инка терпит в Италии. Постой, а может, она придумала всё? Денег выслать просила. Это ж Сицилия, рай! Накатили воспоминания об Италии.

– Папа, она из Таллина? – Лизу вернули на кухню. – Таллин – столица Эстонии. Маша тоже из Таллина. Кристина говорит, что она…

«Тупая» – почти слетело с языка. Девочка заметила Лизу и покраснела. Худенькая, симпатичная Даша во все глаза смотрела на домработницу. Мария, грузная, некрасивая, с амбициями, так говорила мама, и три слова по-французски: бонжур, мэрси, аревуар. А эта красивая! Лиза поздоровалась, налила девочке сок, улыбнулась двестипроцентной улыбкой (глаза не улыбались, шарили по лицам). Нужны эмоции. Чужие. Устраивать театр из всего! Мизерные сценки – большие тиражи.

– Доброе утро, я Лиза. – К Арчи: – Сейчас всё исправим. Возьму машинку и нарежу. Меня не предупредили, что есть машинка, извините.

Монолог на французском. Арчи и дочь переглянулись.

Так началась прекрасная жизнь в счастливой стране. Впрочем, жизнь и страну Лиза надумала. Четыре дня в Вильфранш – не десять лет борьбы (за выживание). У Франции много лиц. Со времён Наполеона лица вообще размножились. Но Лиза этого не знала. Кольцо с бриллиантом, лучшая одежда, ежемесячная стрижка кончиков волос, по стоимости равная покраске недорогого автомобиля, маникюр на пальчиках продолжали держать писательницу в привычной жизни.

Новая, туманная, поджидала за углом.

Глава 5. Часы

– Семён Семёнович! К вам, – Мира её узнала.

Старик нехотя поднялся. Коридор забит антиквариатом. Придётся-таки расстаться с парой сервантов. Деньги не ахти какие, меньше, чем рассчитывал, но дают-таки неплохую цену.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза