Два дерева на пляже без снега

И в это время оттуда, где были кишлаки, донесся душераздирающий женский вой, рыдания и снова вой. Это было настолько жутко, что волосы встали дыбом и по спине

забегали мурашки.

Мимо нас широким шагом протопал комбриг, за ним все командование

артиллерийского дивизиона.

Я перехватил начальника штаба:

- Шура, что это? Почему? Зачем?

- Это салют, доктор, не ссы, гуляй смело!

- Салют по кишлакам? У вас что, крыша поехала? Там же старики, женщины, дети!

- Людишек жалеешь? - ощерился начальник штаба. - Брось, док! Когда воюешь с

народом, пол и возраст значения не имеют, понял? Их надо всех подряд -всех! Потому что

бабы стреляют не хуже мужиков, а дети подносят патроны! И вообще война эта долгая, а

дети растут быстро! Так что не бзди: кого надо, того и убили!

А утром первого января “духи” вдрызг раздолбали колонну наших машин, шедшую за

водой мимо дымящихся развалин кишлака. Не просто раздолбали - убили всех до одного, поотрезали головы, половые органы, вспороли животы - издевались над трупами, насколько

хватило воображения. Кровищи было, как на бойне. Бойня там и была...

Потом мы отомстили, огнем и мечом прошли следующих два кишлака. Потом они в

ответ…

Короче, Ёла, восемьдесят первый так и прошел, как начался: стрельба, трупы, кровь.

И постоянное недоумение: зачем? почему?..

Давно уже вокруг меня нет ни крови, ни трупов. А проклятые вопросы остались.

Странно, в молодости почти все знал и понимал. Теперь же вопросов все больше, а ответов

все меньше. Помнишь, у Кукина была такая песня:

…И

если

есть

на

свете

Бог,

Хотелось

бы

очень,

очень

мне

До

Бога

добраться!

Я б его спросил…

С годами до Бога все ближе, а желания побеседовать с Ним все меньше: пришло

понимание, что там, как в кабинете следователя, спрашивать будешь не ты, а тебя. А ответов

у меня нет…

Впрочем, Ёлка, все это брюзжание - попытка оттянуть главное. Заметила, что мы

уклонились? Пора начинать, а скальпель дрожит в руке, и времени все меньше, да и бутылка

наполовину пуста. Так что давай выпьем. За то, благодаря чему мы, несмотря ни на что… И

приступим.

Пиши протокол вскрытия: “На секционном столе лежит тело предположительно

мужчины неопределенного возраста, приблизительно лет около пятидесяти. Первичные

половые признаки спрятаны под складками жира большого живота и требуют специального

подхода для обнаружения и осмотра. Подбородка три, один из них волевой, но какой именно, непонятно. Утверждать, что это мужчина, позволяет грудь: женщина на такую грудь

непременно надела бы бюстгальтер. Ноги отечные, левая от пятки до колена багрово-

синюшного цвета, но не вследствие травмы. Это варикоз плюс сердечная недостаточность…” Хватит? Достаточно для выяснения причины ее ухода?.. Что ты сказала? А-а, верно: у

толстяков нередко бывают красивые, любящие жены. Может, все дело в том, что толстяками

они стали не сразу, а жены их помнят молодыми, веселыми гусарами? Той, которая ушла, я

достался сразу вот таким: толстым, малоподвижным, с багровым лицом и одышкой. Черт его

знает, все может быть... Но в патологической анатомии диагноз “может быть” недопустим, так что - режем дальше.

Где-то там, внутри должен быть пресловутый главный стержень, но за жировой

клетчаткой его уже плохо видно.

...Обещал ей похудеть, но разжирел еще больше. Обещал бросить курить — едва

хватает двух пачек сигарет на день. Обещал стать программистом, угрохал на обучение три

тыщи баксов, залез в долги - а все никак не отважусь сдавать экзамен, черт бы его побрал. И

тяну я с этим экзаменом потому лишь, что боюсь интервью, где с моим толстым брюхом, одышкой и плохим английским могу вызвать только пренебрежительную ухмылку. Да-да, Ёлочка, не результата боюсь, а вот этой ухмылки.

Но если человек не держит слова, значит, на него нельзя положиться, на него трудно

опереться. А нормальной женщине хочется именно опоры. Потому что дальше - по

наклонной: нет экзамена - нет приличной работы, ты нищий. Ну, на хлеб, положим, заработать не проблема, да для этого ты и не нужен, на хлеб она сама имеет. А тебе даже

театр - дорого, не говоря уже о том, чтобы куда-то вместе поехать. И о самой интимной

стороне отношений - не Казанова, что и говорить, хотя еще довольно далек от нуля.

Вот тут-то, друг ты мой пушистый, и наступает явление, именуемое инфляцией

любви: это когда жена легко меняет золотое сердце мужа на железный хер соседа. Ну не

кривись, не кривись! Я ведь предупреждал: вскрытие - дело неприятное для всех, кто в нем

участвует. Кроме трупа, разумеется.

Извини, Ёлка, что я тебе все это... Просто я, как и ты, тоже дерево, только слегка иной

породы. Ду-уб. Хотя, дуб - это нечто очень крепкое... Скорее уж баобаб, который хочет быть

дубом. Баобаб, кстати, я видел только на картинке. Он большой и толстый, и у него, наверно, одышка... Давай-ка выпьем за то, чтобы сказка стала былью, я ведь до сих пор живу по