Читаем Два капитала: как экономика втягивает Россию в войну полностью

В России после ликвидации крепостного права также началось развитие промышленности, и стал формироваться крупный промышленный и торговый капитал. Русское купечество конца XIX века контролировало целые сегменты мирового рынка. Например, биржевая цена на зерно зависела от российского капитала, вокруг мирового бизнеса по торговле российскими зерновыми создавались целые города. Так возникла Одесса, политэкономический смысл которой заключался в перегрузке на суда сельхозтоваров и зерна из Причерноморья, Бессарабии и Молдавии. Одесса — это точка перехода морского торгового пути в сухопутный и наоборот. Поскольку производство и торговля зерновыми были базовыми отраслями экономики Российской империи, то, соответственно, интенсивно развивались южные регионы страны. С целями развития промышленного капитала была проведена Столыпинская реформа по переселению безземельных и малоимущих крестьян в Сибирь и на Дальний Восток. Промышленный капитал, который формировался в России, имел доступ к безграничным ресурсам. Так зарождался новый тип российского промышленника — фабриканта, как их называли современники. Образ представителя российского промышленного капитала хорошо отображен в романе «Угрюм-река» Вячеслава Шишкова.

Итак, на кону стояла борьба за право лидировать в мировой промышленности — и из этой борьбы постепенно исключали Великобританию. Естественно, потеря первенства отражалась на внутренней политике. Внутри Британии набирали обороты социалистические и профсоюзные движения, правительство пошло на уступки — сократило рабочий день и внедрило пенсионное обеспечение. Война была нужна промышленности Британии не меньше, чем промышленности Германии. Государство стояло перед выбором: либо загрузить заводы военными заказами под будущие победы, либо спад производства обернется протестами и усилением профсоюзов с социалистами. Мировая биржа впервые сыграла свою зловещую роль — усилила желания всех игроков получить монополию.

Государство всегда втягивается в мировую войну с помощью капитала, потому что, как мы помним, капитал стремится к вечной экспансии. Капитал становится заложником собственной природы. Государство ограничено территориально и юридически, а капитал стремится действовать вовне. Капитал требует от государства защиты его инвестиций, причем на всех уровнях — дипломатическом, политическом и военном, в свою очередь государство, понимая стремления капитала к экспансии, начинает разыгрывать собственную партию. Крупный капитал становится инвестором в политические проекты, начинает финансировать их, вкладывается в издание газет и радиовещание. По мере роста информационных и коммуникационных технологий политика становится делом всеобщим. Граждан теперь уже нельзя просто переодеть в солдат и отправить на войну, а даже если так поступить, то толку от таких солдат будет мало.

Производство постепенно профессионализируется, и теперь, чтобы быть солдатом, недостаточно надеть форму и выполнять команды фельдфебеля — чем сложнее становится оружие, тем больше требуется подготовка солдат. Частный капитал, кредитуя перевооружение армии, влияет на образовательные процессы, потому что чем больше фабрик, тем больше квалифицированных рабочих, которые готовы изготавливать новые ружья, но при этом сами брать в руки ружья и непонятно за что воевать не намерены.

Государство по мере вползания в мировую войну всегда находится в кризисе. Можно сказать, что если государство эффективное и современное, то оно найдет способ не участвовать в ней.

Мировая война — это не только столкновение капиталов и политэкономический кризис в сфере всеобщей торговли и накопления капиталов. Мировая война — еще и кризис государственности как института. Во время мировых войн и после них происходит переосмысление многих явлений.

Так, в начале XX века повсюду наблюдается патриотический угар. В Германии намерены одним ударом покончить с Францией, а потом приняться за Россию: легендарный план Шлиффена предполагал, что война продлится всего восемь недель, — сначала мощный бронированный кулак заходит через Бельгию до Парижа, затем капитуляция Франции и молниеносная переброска всех войск на Восточный фронт, сокрушение российской армии и оккупация Западной Польши, Прибалтики и части Беларуси. Отличный был у Шлиффена план, но он не учитывал, что у других участников тоже были свои планы.

Ура-патриоты во Франции также правили бал накануне мировой войны. Там тогда была республика — и никаких королей с императорами не было, но все парламентские партии агрессивно поддерживали колониальные приобретения и войну в Марокко.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1991: измена Родине. Кремль против СССР
1991: измена Родине. Кремль против СССР

«Кто не сожалеет о распаде Советского Союза, у того нет сердца» – слова президента Путина не относятся к героям этой книги, у которых душа болела за Родину и которым за Державу до сих пор обидно. Председатели Совмина и Верховного Совета СССР, министр обороны и высшие генералы КГБ, работники ЦК КПСС, академики, народные артисты – в этом издании собраны свидетельские показания элиты Советского Союза и главных участников «Великой Геополитической Катастрофы» 1991 года, которые предельно откровенно, исповедуясь не перед журналистским диктофоном, а перед собственной совестью, отвечают на главные вопросы нашей истории: Какую роль в развале СССР сыграл КГБ и почему чекисты фактически самоустранились от охраны госбезопасности? Был ли «августовский путч» ГКЧП отчаянной попыткой политиков-государственников спасти Державу – или продуманной провокацией с целью окончательной дискредитации Советской власти? «Надорвался» ли СССР под бременем военных расходов и кто вбил последний гвоздь в гроб социалистической экономики? Наконец, считать ли Горбачева предателем – или просто бездарным, слабым человеком, пустившим под откос великую страну из-за отсутствия политической воли? И прав ли был покойный Виктор Илюхин (интервью которого также включено в эту книгу), возбудивший против Горбачева уголовное дело за измену Родине?

Лев Сирин

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное / Романы про измену
Серийные убийцы от А до Я. История, психология, методы убийств и мотивы
Серийные убийцы от А до Я. История, психология, методы убийств и мотивы

Откуда взялись серийные убийцы и кто был первым «зарегистрированным» маньяком в истории? На какие категории они делятся согласно мотивам и как это влияет на их преступления? На чем «попадались» самые знаменитые убийцы в истории и как этому помог профайлинг? Что заставляет их убивать снова и снова? Как выжить, повстречав маньяка? Все, что вы хотели знать о феномене серийных убийств, – в масштабном исследовании криминального историка Питера Вронски.Тщательно проработанная и наполненная захватывающими историями самых знаменитых маньяков – от Джеффри Дамера и Теда Банди до Джона Уэйна Гейси и Гэри Риджуэя, книга «Серийные убийцы от А до Я» стремится объяснить безумие, которое ими движет. А также показывает, почему мы так одержимы тру-краймом, маньяками и психопатами.

Питер Вронский

Документальная литература / Публицистика / Психология / Истории из жизни / Учебная и научная литература