Два пера горной индейки

Это было поразительно! После его слов мне еще больше захотелось взглянуть на его коллекцию, ведь он просто не знает, чем владеет, тут возможны любые неожиданности. Когда-то я этим увлекался, кое-что собирал. Случалось, в моих поездках дарили мне в деревнях то Богоматерь на финифти величиной со спичечную коробку, то литую бронзовую иконку с изображением «праздника», то вырезанного из дерева Николу, то старую рукописную книгу — псалтырь. Из каждой поездки я привозил что-то подобное. Покупать ничего не приходилось. Сначала так получалось само собой — дарили, не было необходимости покупать; потом, когда собиранием икон стали заниматься многие, не покупать ничего и, тем более, не продавать стало моим принципом; когда же в последующие годы иконы стали модой, я невольно потерял к ним интерес и перестал их собирать. Интересные вещи привез когда-то отсюда, из Сольвычегодска, мой дед. Но с коллекцией, собранной на месте, я встретился впервые. Не взглянуть на нее было бы просто грешно.

Быстро собрав палатку и уложив рюкзак, я зашагал со своим новым знакомым к нему домой. По дороге мы зашли в его гараж, где стоял мотоцикл с коляской, и оставили там мои вещи — рюкзак и этюдник, а немного не доходя до дома, Григорий Петрович остановился и сказал:

— Знаете, мы что сделаем? Я сейчас зайду один, а вы минут через пять. Вон мое парадное, второй этаж налево, квартира шестнадцать. — Он показал мне на подъезд, перед которым сидели на скамеечке три пожилых женщины.

3

Не успел я оторвать палец от звонка, как Григорий Петрович открыл мне дверь. Он провел меня в большую комнату своей двухкомнатной квартиры. На пороге меньшей комнаты стояла с грудным ребенком на руках растрепанная молодая женщина.

— Это моя жена Людмила, — бросил на ходу хозяин дома.

Я на секунду остановился, чтобы поклониться, Людмила хмуро кивнула мне в ответ.

Я ожидал увидеть стены, завешанные иконами, но на стене висела только большая рама с множеством фотографий. Знаете, как это обычно бывает? Тут и солдат, тут и напряженные лица молодых, жениха и невесты, и конопатый, лопоухий мальчишка, тут и покойник в гробу, и новогодняя открытка.

Большие храмовые иконы стояли между шкафом и стеной, а маленькие, домовые, были сложены кучами за диваном и в углу у окна. В комнате стояли еще детская кроватка и новенький сервант.

Григорий с удовольствием начал показывать мне свое богатство. По моей просьбе он расставил доски вдоль стены, шкафа и дивана (сервант он боялся поцарапать), стал «объяснять» мне иконы:

— Это Георгий, он всегда курчавый. Борис и Глеб. Эти в шапках, без шапок не бывают. Это Илья-пророк. Он нечесаный и всегда с огнем. Я их всех знаю. У Петра борода курчавая, а у Павла лысины спереди. Если Христос с лучами и трое перед ним упали — «Преображение»; Богородица в гробу, а перед ней Христос с младенцем — «Успение»...

— Это не младенец, — не удержался я, — Христос держит в руках душу Богородицы, которая только что отлетела.

— Это что! Вот у меня есть один с собачьей головой, сейчас покажу. Вот, — произнес он с гордостью и прислонил к шкафу небольшую икону. — Это кто?

— А... Это святой Христофор, был такой святой. Не знаете эту историю? Ну как же! По библейской легенде это был молодой и очень красивый воин. Видите, в доспехах он? Все женщины сходили от него с ума и не давали ему прохода. Чтобы избавиться от них, он умолил бога заменить его голову на собачью. Библейские легенды всегда несколько наивны...

Посмотрели всё, но ничего неожиданного я не обнаружил. Был тут XVIII век, был XIX и XX, иконы поздние, писанные в реалистической манере. Таких большинство. Несколько вещей более интересны, выполнены в традициях древнерусского письма, и три-четыре доски, возможно, удалось бы отнести и к XVII столетию, надо было с ними позаниматься.

Одна из икон была вся в позолоте и выглядела весьма парадно и безвкусно. Смотрю, на ней отковыряна с краю позолота, виден из-под нее левкас (слой с мелом, на который наносилась живопись).

— Кто это ковырял, Григорий Петрович?

— Смотрел тут один, — отвечал он, — много ли золота.

— Какое тут золото... — говорю я, — при подобной позолоте слой бывает всего в тысячную долю миллиметра. Разве дело здесь в золоте? — А сам думаю: «Не ты ли, голубчик, золото искал?»

Двенадцатого века, естественно, быть не могло. Откуда ему взяться, если икон того времени известно всего несколько, в основном это Киевская Русь, а то и вовсе Византия. Погрудный Спас, которого он представил как икону XII века, возможно, при внимательном изучении потянул бы на XVII век. Доска была старой, рубленой, но изображение безнадежно испорчено: Григорий неумело пытался реставрировать икону, соскоблил позднюю живопись и повредил нижний слой. Другого Спаса, которого он считал иконой строгановской школы, мне пришлось также разжаловать. Никаких оснований относить ее к мастерской Строгановых я не нашел.