Два полицейских. Дело о надувном матрасе

Так или иначе, мы приступили. Виктор осмотрел тело, уверенно опознал его (крестик, перстень, шрам на ноге). И добавил к приметам, по которым узнает тело еще одну – глубокий шрам на правой ягодице. Ему этот шрам даже не успели показать. Он сам попросил перевернуть тело. Указав на шрам, уходящий на внутреннюю поверхность бедра, он сказал, что ошибиться невозможно. Он сам доставлял Владимира в госпиталь, после этого ранения. Это было в Чечне, один из солдат, находившийся в нескольких метрах от Владимира, наступил на противопехотную мину. Рядового спасти не удалось, да там, по словам Виктора, уже и нечего было спасть. Погиб еще сержант, который шел совсем рядом. А Владимиру повезло: ему выдрало кусок мяса, плюс, вертолет быстро забрал его в госпиталь.

На вопрос, почему дочь покойного не указала на эту рану. Виктор вполне резонно ответил, что, Владимир мог стесняться раны в таком месте и не показывать ее дочери. Он и купался всегда не в коротких плавках, как это принято в России, а в длинных шортах, как это любит молодежь в Европе. Это чтобы шрам не показывать.

У меня была своя задача – найти следы от удара на пальцах правой кисти Владимира. Но Ле Гун, из каких-то своих соображений, приказал мне стать у двери и пресек попытку приблизиться. Так что ничего я не рассмотрел. Это минус. Придется полагаться на фото, которые обещал прислать Патрис Дедоль.

Когда процедура опознания завершилась, Ле Гун, зная, скорее всего, что Виктора ждет лейтенант-колонель, завел с тем беседу на крыльце морга и не отпускает его уже минут десять. Забыл, видимо, что спешит допросить ключевого свидетеля, имя которого держит в тайне. И не знает, что это мы с Кариром ему этого свидетеля откопали.

Ну, да и бог с ним. Едем, кажется.

11.33. Полицейский участок Капдая.

«O my God». Так сказала одна двадцатилетняя американка, прошлым летом в Марселе, когда ее на прогулочном катере окатило волной. «O my God» сказала она 15 ряд подряд. Волнение тогда было на море. А теперь я сказал.

Сегодня опять дежурит су-лейтенант Жан Дюлон. Но обалдел я не от его вида. Когда мы с Виктором вошли в участок, я увидел, что рядом с Дюлоном стоит темнокожая девушка в полицейской форме. А когда она повернулась, вот тогда я и вспомнил про «O my God». Темная кожа, волосы цвета старой меди во все стороны, и огромные черные глаза – вот что я увидел сначала. И потом. И сейчас еще вижу, хотя она уже ушла. А больше я ничего не запомнил (или не увидел), что, конечно не делает чести наблюдательности полицейского.

А все Дюлон! Только завидев меня, он начал говорить:

– Тамара, рекомендую тебе новичка, су-лейтенанта Шарля Секонду. Пока его к нам не прислали, у нас, в Капдае, никого не убивали. Лет семь. В тот раз это была кошка из тех, что вертятся вокруг ресторана «Кабаньон». И то ее случайно загрыз ротвейлер мсье Лакруа. Что ж, мсье Лакруа запретили приближаться к «Ла Пинеде» ближе чем на пятьсот метров. Ротвейлер умер два года назад. И все это воремя в городе был мир. А теперь у нас уже два трупа. Так что су-лейтенант приносит нам удачу. Если, конечно, считать удачей то, что он нас уже три дня пишут все газеты побережья.

Лейтенант Тамара Квинтоли смотрела на меня своими большими влажными глазами и улыбалась. Я попытался было сказать, что все это неправда. Что мой перевод к Капдай ничего не значит. Что не далее как в мае, в Ницце застрелили семидесятисемилетнюю миллиардершу, которая владела десятком квартир в Капдае (помимо нескольких сотен квартир в Монако) и формально, тоже относится к нашей юрисдикции. Но у меня ничего не получилось. Я смотрел на лейтенанта Тамару и все. А она смотрела на меня. И ничего.

В смысле ничего не происходило. Дурацкая ситуация. Как всегда.

Меня выручил Гастон, он вошел в участок, со словами:

– А Дюлон! Вы рассказали, как нашлись наручники, потерянные в операции «немецкие студенты»?

На что Дюлон ответил, что нет в этом ничего интересного, и вообще незачем всем толпиться в дежурном помещении, когда в полиции часы приема граждан.

Тамара, сразу ушла, а меня Гастон вытащил на крыльцо и рассказал, что два немецких студента, сели на мопеды, сцепили руки наручниками и поехали из Капдая в Монако, демонстрируя мастерство спаренного вождения. Сколько пива они перед этим выпили, неизвестно, но им удалось доехать почти до самого кладбища. На стыке авеню Третьего сентября и бульвара Шарля III, на круговом развороте, один попытался проехать слева от дежурившего там жандарма, а другой – справа. Растерялись ребята при виде сотрудника сил правопорядка. Теперь жандарм и один из немецких студентов – в госпитале Сен Рок, а второй студент – у нас в участке со всем своими синяками и размазанными по физиономии слезами.

– Страшно подумать, что другие сделают с пропавшей рацией, – заключил свой рассказ Гастон.