Два полицейских. Дело о надувном матрасе

Я нажал кнопку домофона. Мне ответил по-английски хрипловатый женский голос. Музыка, если ее так можно назвать, стала слышнее. Я представился и попросил открыть. Через минуту дверь слегка приоткрылась, и тот же хрипловатый женский голос попросил выключить фонарь, который у меня был в руке. Я выключил и был допущен в полутемную прихожую, из которой вели две-три двери в другие помещения. Точно разобрать что здесь и как, было невозможно, потому что светила одна тусклая лампочка – торшер и у противоположной стены. Хозяйка (а, судя по внешнему виду, это было никак не служанка) извинилась, сказав, что в выходные слишком времени провела на солнце и у нее от яркого света болят глаза.

Говорили мы по-английски. Музыку, видимо, приглушили, слышно ее не было совсем.

Да! Внешний вид. Снизу вверх: Туфли на высоком каблуке. Нет не так: на очень высоком каблуке. Изящное вечернее платье до пола. И платье и туфли или чёрного цвета или какого-то темного, в полутьме не различишь. Руки и плечи должны быть обнажены, но мадам куталась в роскошную шаль до подбородка, если не до носа. Видны были кисти рук с большим количеством золотых колец. Чуть ли не по два на каждый палец. Нос прямой, чуть удлинённый. На носу – темные очки, которые носят не из-за стекол, а из-за оправы. Поэтому глаза увидеть невозможно, как, собственно, и лоб. Волосы светлые, никак не уложены и ничем не заколоты. Просто падают на плечи, чуть-чуть прикрывая щеки. И все. Мне показалось, что она слегка дрожит. Может быть, это следствие того, что перегрелась на солнце. Или вообще нервная натура.

Я еще раз представился и сказал, что им следует соблюдать режим тишины и не будить соседей. А иначе, если еще раз на них пожалуются, придется выписать им штраф.

Она еще раз попросила прощения. Сказала, что у них гостит друг мужа из России. Ему завтра, нет, уже сегодня уезжать. И муж решил устроить проводы. Обычай такой. Русский.

Я вежливо, но твердо сказал, что это все же не повод злить соседей.

Она пожала плечами, даже не пожала, а как-то повела левым плечом.

– Да, я понимаю. Но муж немного… «perebral»… я имею в виду, что он выпил чуть больше, чем следует, и его не просто успокоить…

Вот в этот момент где-то в глубине два мужских голоса даже мне запели, а завопили какую-то песню по-русски. Я совсем плохо понимаю этот язык с голоса, удалось разобрать что-то вроде «brat», «combat», «chechen», «plen».

Мадам обернулась к одной из открытых дверей и что-то крикнула. Песня смолкла.

Из соседней комнаты вышел довольно крупный мужчина в строгом костюме и белой рубашки, коротко стриженный и с загорелым лицом. Он не показался пьяным. Разве что чуть-чуть.

– Это Виктор, друг мужа, они вместе служили в армии, – представила его хозяйка.

Сам Виктор на вполне приличном французском, принес свои извинения и сказал, что понимает свою вину и постарается успокоить друга.

– А что же сам мсье? – спросил я.

Тот ответил, что мсье лучше полежать.

Что ж, я с этим полностью согласился. Виктор ушел успокаивать хозяина, а мадам еще раз извинилась.

Я внушительно и с достоинством попросил их больше не давать повода для жалоб соседей. И дал ей свою новую карточку, со словами, что если понадобится помощь, то звоните, я сегодня дежурю в участке.

С тем и уехал. Сейчас доем пиццу и еще и пороюсь в интернете, посмотрю, что можно узнать про этот ракетный комплекс из России. Какой-то русский день у меня получился в самом начале службы на новом месте!

03.47. Там же.

Напротив меня сидит пожилой мужчина в темном костюме и красных фланелевых тапочках на босу ногу. Он тихо поёт какую-то песню, слова которой, мне как-то смутно знакомы:

«On cherche son destin

Quand on trouve on s’accrocheMoi j’ai suivi le mienOù m’a mené le coche».10

Он не похож ни на пьяного, ни на сумасшедшего. На вид ему за шестьдесят. Сухое загорелое лицо, седые, коротко стриженые волосы, добрые глаза. Но вот он сидит и поет. Ночной патруль его забрал с авеню Черчилль и доставил сюда. И что мне с ним делать?

04. 02. Там же.

Теперь он поет:

«Il danse

Seul devant la merIl sait que le bonheur existeDans ses rêves d’hierIl danse et il espèreL’homme triste».11

04.17. Там же.

Пришел бригадир, Кристиан Этори, положительный дядька, с фигурой борца и спокойствием, которое не может пробить даже взорвавшаяся в руках бутылка пива. Он служил одно время в Марселе, и мы были знакомы. Я спросил, кто этот певец в тапочках и зачем он тут сидит. Бригадир сказал, что это мсье Гай Моги, пророк.

Я спросил, где его наблюдают. Этори, ответил, что нигде. Он не болен, есть медицинское свидетельство. На самом деле три свидетельства. Потому что в разное время его пытались сдать в сумасшедший дом мы, полиция Капдая, жандармерия и полиция Монако. Но ничего не получилось. Он не болен.

– А в чем дело-то?