Два сапога. Книга о настоящей, невероятной и несносной любви

Муж после развода расцвел, похорошел и даже открыл свой маленький бизнес. При Ларе он просто мечтал, а тут взял и сделал. Лара говорила, что это оттого, что «ему нечего терять», но всем было очевидно, что говорит она так из вредности. Потому что ее собственный муж показательно влюбился в другую женщину. Влюбился в ее легкость, свежесть, не утяжеленную мещанским вещизмом, в ее очевидный талант наслаждаться жизнью и дышать полной грудью.

При Ларе он дышал пылью старого паласа. А тут — горы. Воздух звенящий, прозрачный, обволакивающий. В таком воздухе хочется обниматься и летать. Открывать свой бизнес, смеяться в голос, строить дома, сажать деревья, рожать сыновей.

У него появилась прорва энергии, некуда девать. А с Ларой он хотел только лежать. Один. Не было аппетита жить. Не то чтобы хотелось умереть, завернувшись в пыльный палас, но просто было все равно. Что воля, что неволя.

А тут влюбился — и началась жизнь. Ларин муж не видел горба, видел только глаза, в которых отражались горы, и плавился от любви.

Лара все ждала, когда он нагуляется, и по привычке писала СМС: «Отдай в химчистку свою дубленку», пока не напоролась на его первое и последнее ответное послание: «Лариса, не пиши мне больше, прошу тебя по-хорошему. У нас будет ребенок, твои СМС нервируют мою жену. Не вынуждай меня менять номер».

Лара зашлась волной боли. Ей казалось, что за полгода она привыкла к мысли о своей свободе, а здесь оказалось, что рана кровоточит так же, как в первый день. Она позвонила сестре, прорыдала ей в трубку новости. Сестра вздохнула в ответ:

— Ларчик, хватит жить прошлым. Тебе надо найти себя и жить для кого-то. Вложиться эмоционально. Тебе надо кого-то спасти, — сказала сестра, которая работала в каком-то фонде и увлеченно занималась спасением чужих жизней.

Лара подумала, что найти себя было бы неплохо и спасти кого-то тоже, но принцип снегоочистителя «все грести под себя» сработал и здесь, и Лара решила спасти себя. И вложиться в себя. Поэтому она решила заниматься спортом. Это и самореализация, и прозрачная схема вложений. В браке она растеклась и расслабилась, так что работы над телом предстояло много. И мотивация есть: муж увидит обновленную ее и пожалеет. Станет кусать свои локти и проситься назад. Но Лара не пустит, потому что у нее будет к тому моменту новый муж, красивый и богатый.

Лара купила абонемент на фитнес. Стала заниматься грамотно и регулярно, с тренером. Отрабатывала на совесть деньги за абонемент. Результат стал заметен уже через три месяца. А через полгода Лара превратилась в спортивную статную женщину с идеальным прессом и красивой осанкой.

Однажды она шла домой с работы и встретила бывшего мужа. Он вез перед собой розовую коляску и излучал счастье. Лара прошла мимо, обновленная, красивая, а он ее не заметил и не узнал. Он был поглощен содержимым коляски, и до всего остального мира ему не было никакого дела. Лара пришла домой и расплакалась от обиды. Зачем быть красивой просто так? Для самой себя можно быть любой, лохматой, в прыщах и без кубиков на животе, а красота — это труд, в знаменателе которого заложен чужой восторг. А если он равен нулю, то рушится вся формула, потому что на ноль делить нельзя.

А еще на ее балконе стояла коляска: ее бесплатно отдала коллега с работы, у которой подросли дети. Лара забрала ее для своих будущих детей, которые будут расти на будущей даче, для которой есть уже куча нужных вещей (и лестница, и лейка, и набор инструментов), гниющих на антресолях и страдающих от собственной неприменимости. Коляска-то хорошая, постирать — и как новая.

Лара подумала, что она сама похожа на эту коляску. И на палас. Она красивая, перспективная, чуть пользованная, пыльная, но, по сути, почти новая, ждет своего часа, прозябая в ненужности.

Лара заплакала от жалости к себе так горько и страстно, как плачут только дети, потерявшие любимую игрушку. Лара снова потеряла себя. Точнее, призналась, что и не находила себя. Даже в спорте.

Лара бросила спорт, хотя по абонементу имела право ходить еще полгода, и провалилась в вязкий кисель апатии. После развода она еще трепыхалась, горела остаточными чувствами, злилась, страдала и психовала.

Каждое утро она просыпалась в вязком будничном киселе. Кисель не имел вкуса, он просто был, студенисто обнимал ее безвременьем и не проходил, как простуда, а оставался в ее жизни, состоящей из дней сурка. Лара ощущала, как жизнь утекает сквозь пальцы, но она была такая пресная и невкусная, что ее было не жаль. Даже вся еда, и супы и десерты — имели вкус и консистенцию киселя.

А теперь в Ларе выключили свет. И сказали «тс-с-с». И повесили табличку: «Не беспокоить».