— Но ты не любишь меня. И никогда не полюбишь? Ты не позволишь себе почувствовать что‑то похожее на любовь, потому что считаешь, что это займет слишком много твоего внимания. Анри, а тебе известно, как это трудно? — Она стукнула кулаком по матрасу. — Я сопротивлялась изо всех сил, чтобы не влюбиться в тебя. Я позволила себе полагаться на тебя. Я сплю с тобой, у меня будут дети от тебя. А ты даже не можешь полюбить меня в ответ? Ты даже не пытаешься.
— Ты меня любишь? — Анри повернулся к ней.
— Да, и прости, что я взваливаю на тебя еще одно бремя, которое тебе абсолютно не нужно!
— Это неправда. — Он потянулся к ней.
— Я повторяла себе много раз, что надо дать тебе время, но ты этого не хочешь, поэтому все бесполезно.
— Синния… — Он хотел обнять ее.
— Нет. — Она повернулась к нему спиной. — Я хочу спать.
— Син, — ласково произнес он, прижавшись губами к ее плечу и пристроившись поближе.
— Не трогай меня. — Она откинула его ногу со своей ступни, а руку со своего бедра. — Одно дело посадить кого‑нибудь в клетку, потому что ты любишь это существо и хочешь защитить. Но тебе на самом деле все равно, а я чувствую себя заключенной. Поэтому никакого супружеского визита.
— Перестань. Ты сильно преувеличиваешь. — Он все же положил руку ей на талию.
— Я устала! Оставь меня в покое.
Он выругался, скинул одеяло, встал и вышел из спальни.
Синния проснулась поздно, одна, в глазах — словно песка насыпали. Она приложила к векам холодный компресс, кое‑как причесалась, почистила зубы, надела летнее платье, в котором не так сильно походила на цирковой шатер, и спустилась вниз. Нервы были на пределе.
Все уже вышли из дома и были в хорошем настроении, отчего скрывать свое подавленное состояние намного труднее. Синния присоединилась к Хасне за столом под зонтиком. Трелла сидела рядом на шезлонге, что‑то показывая матери на своем планшете. Касим и Садик стояли вместе с Анжеликой и делали ставки, наблюдая игру братьев в теннис: Анри и Рамон на корте ожесточенно сражались, словно собирались прикончить друг друга.
— Они оба великолепны, — сказала Хасна, вытянув шею. — Но верность требует от вас сделать ставку на Анри.
— Это тот самый йогурт, о котором говорили вчера? — Синния оглядела формочки.
— Да, очень вкусный, — рассеянно ответила Хасна. — И мюсли тоже. — Она снова отвернулась к корту, где гулко стучал мяч. — Счет сравнялся. Боже, это так захватывает.
Синнию не привлек розовый цвет йогурта, и она попробовала мюсли, но не успела проглотить, как почувствовала покалывание в нёбе и в горле.
— Мюсли. — Синния хватила Хасну за руку. — Там есть клубника? Вызывайте скорую. — Язык у нее мгновенно стал распухать. — Позовите Анри. Скажите ему, что мне нужна моя аптечка.
— Что? — не поняла Хасна.
— Я аллергик, — прохрипела Синния, — аллергия на клубнику.
— Анри! — закричала перепуганная Хасна. — Синния съела клубнику!
Откуда‑то издали до Синнии донесся голос Треллы — она говорила, что вызывает скорую. Синния закрыла глаза и ухватилась за край стола, думая лишь о том, что надо дышать. У нее вырывался сдавленный хрип, воздух, казалось, поступал к ней через тонкую соломинку.
Голос Анри… Он кричал, чтобы принесли ее аптечку. Синния открыла глаза и увидела Анри, взъерошенного, злого, с посеревшим, испуганным лицом.
Аптечка стоит за зеркалом в ванной комнате. Помнит ли он? Она хотела дотянуться, ухватиться за него, но ноги отяжелели, а руки горели, как в огне. В ушах звон и зуд, перед глазами все плыло.
В бедро вонзилась игла, укол походил на укус насекомого.
Анри с силой сжал ей щеки.
— Смотри на меня,
Она старалась. Она хотела сказать: «Дети», но губы распухли и онемели. Слезы наполнили глаза. Она испугалась. Все тело в огне, кожа сейчас лопнет, не в силах вынести этот жар. Что, если ее беспечность навредит близнецам?
Еще один укол в бедро.
Синния молилась, чтобы лекарство помогло, и прислушивалась, не едет ли «скорая», но сердце стучало так громко, что ничего не было слышно. Она из последних сил сделала вдох, надо сделать еще один…
Было больно руку — это Анри так крепко ее держал.
— Синния, дыши!
Она старается.
Прошлым вечером Синния была права, но он отказался это признать. Он упрямо не допускал ее в свою душу, отстранял ее.
Он ушел, и, даже зная, что она плачет, сказал себе, что все делает для ее же пользы. Он оберегает ее, а для этого ему необходима ясная голова, и сердечные дела только мешают.
Ее безопасность — это основное, главное.
Крик Хасны «Синния съела клубнику!» стал еще одной кошмарной фразой, которую он услышал в своей жизни.
— Мы здесь. — Рука Рамона легла ему на плечо.
Трелла с другой стороны взяла его руку:
— Где она? Что сказали врачи?
Анри понял, что стоит посередине больничного коридора, уставившись на двери, куда от него увезли Синнию. Конечно же, Рамон ехал следом за «скорой». И конечно же, его беременная сестра тут же залезла в машину Рамона.