Там же, на работе, я кормила сына, завтракала сама, сажала его в постромки и бежала в институт. В первый раз, когда я явилась на занятия с Максимкой, меня тут же вызвали в деканат, растолковать, что это запрещено, но я объяснила свою ситуацию и пообещала клятвенно, что он не будет никому мешать. Поскольку я являлась одной из лучших учениц, деканат пошел мне навстречу и позволил приходить на занятия с ребенком.
Он действительно не мешал. В лекционных аудиториях я садилась на самый последний ряд, за которым имелась небольшая площадка, на ней и стелила теплое одеяльце, перегораживала проход к ступенькам рюкзаком и портфелями мальчишек, наваливала сыну кучу игрушек, и он преспокойненько занимался своими играми и там же засыпал, не мешая, давая маме возможность учиться. И в классных аудиториях повторяла этот трюк.
Мальчишки наши с энтузиазмом помогали мне его таскать из аудитории в аудиторию, парень у меня был тяжеленький, и к концу дня у меня просто руки отваливались и спину ломило невыносимо, и могли повозиться с ним, пока мне надо было сгонять в туалет.
После института я неслась в больницу к маме, кормила ее, меняла белье, успокаивала, как могла. Оттуда бегом домой — кормить Макса, делать домашние задания и уроки, укладывать его спать и, оставляя дверь в комнату открытой, чтобы за ним присматривали соседи, которые сами это и предложили в виде помощи, бежать в магазин мыть полы. В выходные мы с Максом гуляли на детской площадке и в парке, а остальное время проводили у мамы в больнице.
Мы совершенно обеднели.
Присылаемых за нашу квартиру денег хватало только на то, чтобы оплатить эту комнату, а на жизнь оставались только те копейки, которые я зарабатывала. Я научилась экономить на всем, в первую очередь на себе. Научилась готовить «кашу из топора», стирать только хозяйственным мылом и использовать самый дешевый отбеливатель, штопать носки и поднимать петли на колготках, перешивать вещи для себя и сына, я перестала покупать памперсы, заменив их простыми пеленками из ветоши, по ночам делала за деньги курсовые работы для нерадивых студентов. А в выходные ездила на оптовые овощные базы, разумеется, с Максом на пузе, где из куч гниющих, списанных овощей я и такие же малоимущие выбирали целое и пригодное в пищу. Я таскала на себе сына впереди, сзади тяжелый рюкзак с его одеяльцем, одежками, игрушками, контейнерами с едой, в руке портфель с учебными причиндалами.
За полгода такой жизни я постарела на десять лет, спина от непрерывного ношения тяжестей болела постоянно, я похудела, ужасно осунулась и жила только ожиданием скорого лета, когда, сдав сессию, наконец смогу хоть немного отдохнуть и прийти в себя.
Но этой каторге не видно было конца, и я все отчетливей понимала, что не вытащу маму! Не справлюсь! Для этого нужны большие деньги, чтобы была возможность покупать дорогущие новые лекарства (которые к тому же требовалось доставать!) и лечиться у хороших врачей, что тоже немаловажно.
И я не знала, не знала, что делать!!! Мне ребенка не на что было кормить, порой на яблоко ему денег не хватало! От морального и физического истощения, когда я падала от усталости на кровать, чтобы поспать три-четыре часа, я каждый раз боялась, что не проснусь вообще. Больше всего я боялась за сына! Если я не справлюсь, если я сдохну тут вообще, что будет с ним?!
Я передумала и перебрала все, какие могла, варианты: взять, наконец, академку, забрать маму из больницы и вернуться домой. Найду там работу, да и тетя Валя с Вадимом помогут и остальные родственники. Но отвергала эту возможность — весна девяносто восьмого года, если где и есть хорошие врачи, то это в Москве, и как я маму в наш город перевезу вообще, если она еле передвигается?! Да и оттого, что мы вернемся домой, денег у нас не прибавится, а богатых родственников мы отродясь не имели.
Бросить институт и найти хорошую работу на целый день? А куда деть Макса? Да и где же найти такую распрекрасную работу, чтобы заработать необходимые деньги? Я пыталась и искала, но с маленьким ребенком на руках, учебой и больной мамой меня никуда не брали. А кому такое добро надо? Вот именно!
Однажды в пятницу, после последней пары, когда я уже мысленно представляла, как отработаю сегодня вечером, а завтра спать, спать, преподаватель, который вел у нас «Международное право», самый любимый мой предмет, обратился ко мне, когда все уже выходили из аудитории:
— Огнева, зайдите ко мне в кабинет, прямо сейчас.
У меня вспыхнула робкая надежда, а вдруг мне какую-нибудь материальную помощь предложат? Один раз деканат выделил мне небольшую сумму, и ребята моей группы скидывались пару раз, за что им великое спасибо.
Но преподаватель хотел поговорить о другом, хотя к материальной помощи предмет нашего разговора условно и можно было отнести. Он был профессор, и ему полагался отдельный кабинет. Я здесь бывала уже пару раз по учебным делам, и этот кабинет мне очень нравился, навевал ассоциации с английским клубом.