Два шага на небеса

– Сумка и чемодан. Не волнуйтесь, я уже все сложила.

Я не видел в этой рокировке никакой проблемы. Одинаково крепко я мог спать и в каюте без двери, и на палубе, и под одним одеялом со Стеллой. Я скатал постель, взвалил ее на плечо и вышел в коридор. Госпожа Дамира шла со мной.

– Надеюсь, вы на меня не обижаетесь? – спросила она.

– Ничуть, – ответил я и, посторонившись, пропустил ее вперед.

Она вошла в дверной проем, встала посреди каюты и повела рукой.

– Располагайтесь. Все в надлежащем виде. А содержимое холодильника, между прочим, не тронуто. Это вам компенсация.

Я помог ей перенести вещи в седьмую каюту. Госпожа Дамира на прощание помахала мне рукой, закрыла дверь и заперлась на ключ. Вернувшись в свои новые апартаменты, я кое-как пристроил выломанную дверь в проеме, расстелил постель, выключил свет и рухнул в кровать.

Глава 29

Не знаю, сколько я проспал. Я стремительно всплывал из глубины сновидений в реальность, и истошный женский крик, который меня разбудил, становился все более отчетливым, словно материализовался из моего воображения. Наступил момент, когда я совершенно ясно осознал, что уже не сплю, лежу ничком на кровати в каюте с выломанной дверью и из коридора несется приглушенный женский вопль.

Не знаю почему, но в первое мгновение я подумал об Алине. Я вскочил с постели и как был, в трусах, кинулся в коридор. Дверь, приставленную к косяку, я снес ударом кулака, и она грохнулась на пол в коридоре. Глядя вокруг себя еще сонными глазами, я был готов увидеть несчастную девушку, отбивающуюся от насильника, но коридор был пуст. Полированные двери кают стояли в невозмутимом ровном ряду, отражая на себе подвесные потолочные плафоны. Зеленая ковровая дорожка мягко стелилась подо мной, и стоять на ней босиком было очень приятно.

Тишина была такая, что у меня в ушах стоял свист футбольной толпы. Тихо гудел мотор. Полированный мир, в котором я находился, плавно покачивался влево-вправо, вперед-назад. Неужели этот вопль мне почудился? – подумал я, уже начиная опасаться того, что кто-то из пассажиров может увидеть меня в столь нелепом виде.

В ближайшей от меня двери клацнул замок, качнулась бронзовая ручка с завитком на конце, и дверь медленно приоткрылась. Я увидел, как из темноты выплыло нечто, завернутое в простыню, а затем в проеме показалось сонное и подпухшее лицо Стеллы. Щурясь от света, она испуганно посмотрела на меня, на дверь, лежащую на полу, и шепнула:

– Что это? Ты что тут делаешь?

Девушка не переступала через порог и крепко держала дверную ручку, чтобы в случае опасности успеть закрыться.

– Кто-то кричал, – ответил я, с ужасом понимая, что мой вид более чем двусмысленный. Стелла не могла знать, что я поменялся каютой с госпожой Дамирой, и девушка справедливо полагала, что в первой каюте меня никак не должно быть, тем более в такое время и в таком виде.

– Исчезни! – сказал я Стелле в ответ на ее изумленный взгляд и только сейчас заметил, что дверь седьмой, моей бывшей каюты, слегка приоткрыта.

Если бы не глупые человеческие условности и правила, я бы не задумываясь кинулся в каюту Дамиры. Но с общественной моралью приходилось считаться даже в чрезвычайной обстановке. Я вернулся к себе, натянул брюки и, застегиваясь на ходу, снова выскочил в коридор. Все это дивертисменты, думал я, а основное театральное действо еще впереди.

Теперь я отчетливо слышал слабый голос госпожи Дамиры. Я подошел к приоткрытой двери, постучал в нее и громко спросил:

– Что с вами случилось? Это я, Валерий Нефедов! Это вы кричали?

Из щели пробивались приглушенный свет и невнятное бормотание. Решив, что отсутствие реакции на мои слова дает мне право войти, я решительно распахнул дверь.

Настольная лампа освещала мертвенно-бледное лицо женщины. Она лежала в постели в кружевном пеньюаре и нервно теребила уголок одеяла. На краю кровати сидел Виктор, одетый только в тренировочные брюки, причем так, что задний накладной карман оказался спереди. Его темные волосы буквально стояли дыбом, повторяя форму подушки, и оттого врач, которого я привык видеть гладко причесанным, выглядел неузнаваемо.

– Все хорошо, мама, – бормотал он, одной рукой поглаживая мать по плечу, а второй крепко сжимая ее запястье. – Наверное, вам что-то приснилось… Все будет хорошо. Не надо волноваться…

Пальцы Виктора, которого самого впору было успокаивать, мелко дрожали. Он прощупывал пульс у матери, но всякий раз сбивался и начинал заново, низко склонив голову к часам. Губы его шевелились, беззвучно считая.

– Что случилось? – спросил я.

Виктор вскинул руку вверх, предупреждая меня о необходимости соблюдать тишину, и наконец сосчитал пульс.

– Сто двадцать восемь, – сказал он. – Я дам вам трифтазин[4] и снотворное.

Я наступил на какой-то предмет, и моя нога, как на роликах, заскользила вперед. Глянув вниз, я сразу же узнал монтировку, которой срывал замок с ящика со спасательными жилетами. Рядом с ней валялась скомканная курортная газета, которыми в салоне были обложены все журнальные столики. Я оттолкнул монтировку ногой к самой стене.