— Да, угрожаю. Если твой папочка только заикнется о моей причастности к краже документов из сейфа, я расскажу Дубенко, кто на самом деле выкрал у него компромат на сильных мира сего. Представляешь последствия?
Лилечка смерила брезгливым взглядом Стрельцова. Бывают же такие мужики! Стоит, сам от страха трясется, а угрожает женщине. Попробовал бы он ее отцу что-нибудь подобное выдать! Вот потому и не попробовал, что трус!
— Не переживайте, Денис Сергеевич. Я все возьму на себя. Мы с отцом решим, что делать с этими документами. А вы спите спокойно. Но мой вам совет: увольняйтесь, пока есть возможность.
— Без твоих советов как-нибудь соображу, что мне делать!
— Вот и ладненько, — Лилечка отвернулась.
— Так я могу рассчитывать, что ты убедишь папашу меня нигде не упоминать? Ни при каких обстоятельствах!
— Идите уже, Денис Сергеевич, пишите заявление! — Лилечка махнула рукой на дверь.
Стрельцов напоследок зло зыркнул на нее и вышел в приемную. Еще минуту, словно в нерешительности потоптавшись возле стола, зачем-то постучав по нему костяшками пальцев, двинулся к выходу. Хлопнула дверь. Лилечка покачала головой. «Да… а я ему еще и любимые кексы!» — пожалела она о своей заботе еще раз.
Закрыв кабинет на ключ, Лилечка позвонила отцу и предупредила, что сейчас приедет.
Роговцев встретил ее за накрытым столом.
— Мой руки, Кнопка, обедать пора. Я тут борщика наварил, украинского!
— Не хочу, пап, — Лилечка устало опустилась на табурет.
— Хочу, не хочу — надо, — Роговцев пододвинул дочери тарелку. Пришлось Лилечке вставать и идти в ванную мыть руки.
— Что кислая какая? — встретил ее возвращение отец.
Лилечка рассказала ему о Стрельцове.
— Да, дрянь порядочная.
— И главное, пап! Это он подбил меня на то, чтобы сейф открыть!
— Ладно, не думай об этом, — Роговцев отодвинул от себя пустую тарелку. — Давай посмотрим, что ты принесла.
Бегло пробежав глазами по фамилиям на папочках, он, задумавшись, отвернулся к окну.
— Пап, не молчи.
— Дай подумать, Кнопка. Для начала, конечно, я все просмотрю.
— А может, ну ее, эту информацию?
— Не знаю, не знаю…
Лилечка чувствовала: уговорить отца не трогать эти материалы теперь невозможно. Он, как говорит мама, «встал в стойку».
— Пап, что мы делать будем, если Дубенко вернется в свой кабинет?
— А мы не будем дожидаться его возвращения. Вот что. Ты отдохни пока, а я займусь папками.
Роговцев взял бумаги и удалился к себе в кабинет.
Лилечка вымыла посуду и вытерла со стола крошки. Взгляд ее остановился на принесенном пакете: «Диски! Посмотрю, пока папа занят». Прихватив пакет, она направилась в гостиную. На одном из дисков она прочла фамилию дяди мужа. Вставив его в проигрыватель, убрала громкость телевизора на минимум и включила запись. Через минуту ее затошнило. «Господи, какой ужас!» — то, что происходило на экране, не могло не вызвать такой реакции: Трофимов, одетый в камуфляжную форму, пинал сапогами какого-то человека, скрючившегося на земляном полу сарая. Тот пытался закрыть голову руками, выкрикивая что-то не по-русски. Вместо лица — кровавое месиво, слипшиеся от крови волосы и борода напоминали мокрую мочалку. Вдруг Трофимов остановился и сунул руку в карман. Достав пистолет, выстрелил несчастному в голову и, кивнув кому-то на мертвое тело, шагнул к выходу из сарая…
Лилечка сидела в кресле, обхватив колени руками. В голове вертелась одна лишь мысль: этот убийца — не их родственник, не Трофимов, а просто очень похожий на него человек. Не может у ее Димки быть такой дядя! И все ж это он. Только моложе на два десятка лет. Так вот почему Стрельцов так испугался! Узнай Трофимов, что тот видел эти кадры, неизвестно, что б с ним сделал…
— Ты чем тут занимаешься, Кнопка? Что с тобой? — Роговцев бросил быстрый взгляд на побледневшую Лилечку, потом на телевизор. — Так, понятно. Диски без меня смотрела?
Лилечка только качнула головой и заплакала.
— Пап, ну как дальше жить? Это ведь Димкин родной дядя!
Роговцев, еще не зная, что на записи, но уже догадываясь, поскольку только что прочел документы, обнял заплаканную дочь.
— И не придумывай себе ничего.
— Это в Чечне, да?
— Нет, это Афган.
— Но ты ж там тоже был! И убивал?!
Роговцев молчал. Как объяснить собственному ребенку, что такое война? Почему стреляешь, не думая, что лишаешь жизни чьего-то отца, брата, сына? Просто стреляешь, чтоб не быть убитым первым. И увидеть своих любимых. То, что он прочел в документах, покоробило даже его. Трофимов где-то перешел тот рубеж, когда убивать становится в кайф. Это очень сложно — остаться на войне человеком. Трофимову не удалось, сорвался.
Лилечка смотрела на отца, ожидая ответа.
— Да, Кнопка, я убивал. Иначе не было б меня с вами. Да и тебя б не было. Ты иди, выпей чаю, что ли, а я посмотрю здесь один.