Два сына одного отца

«Вот она, расплата. А чего ж ты хотел, Дубенко? Нельзя безнаказанно так долго не любить никого. Что ты готов взять с собой туда, в мир иной? К гробу багажник не приделаешь! Кто тебя любил, убогого? Никто. Сулико, будь она неладна, и то пользовала. Деньги на счетах для кого лежат? На сотни шикарных похорон хватит! Кому они еще нужны, деньги твои? Да, есть брат. Егор. Живет в коммуналке, наверняка на одну зарплату. А ты уверен, что возьмет у тебя хоть копейку? Нет, ты как раз не уверен в этом. Отца, этого урода, обеспечил до конца его дней. Только не оценит он того, ума давно лишился, Бог его и так наказал. Или наоборот, милостью одарил: осознавать свое бессилие — вот истинное наказание. Только ты за жизнь зацепился, она же, Антонина, тебя к свету потащила, словно на аркане! И тут — бац! Получите — с братом черт-те что происходит, Антонине плохо! Выходит, ты тоже руку приложил, чтобы ее угробить. Как орал, унижал! А как жить без нее будешь, подумал? Ведь давно ж понял — твоя это женщина, твоя! Потому и злишься. Здоровым-то ради нее захотелось стать… Как это она тогда его спросила? Хочет ли он стать мужчиной? Хочет, еще как хочет! И чтобы она, Антонина Игнатьевна, в этом становлении принимала самое непосредственное участие! И чтобы от вида ее обтянутого халатиком тела не только голову туманило, а и… Но встать нужно сначала хотя б на ноги. Да чтоб руки слушались. А как без нее у него получится? Да никак! Что делать-то теперь?..» — Иван устало прикрыл глаза. Не было ни злости, ни отчаяния. Тупо било в висках, слезились глаза. Мерзкий солено-кислый комок стоял в горле. Не было сил ни сглотнуть его, ни убрать усилием воли. Иван понимал, что этот ком состоит из стыда и страха. Стыда за себя — страха за нее. «Если я все это чувствую, значит ли это, что я жив?» — задал он себе вопрос. «Жив — жив — жив…» — крутилась в его голове заезженная пластинка.

Глава 45

Валентина Прокофьевна вертела в руках именной пистолет мужа и силилась припомнить, когда в последний раз его видела. И не могла. Ей казалось, он лежал на своем месте всегда, и вчера, когда она вытирала пыль. Стоп! Залежи в ящиках стола разбирала месяц назад — вынула коробку с оружием, выбросила кучу мелких бумажек из самого ящика, протерла внутри влажной тряпкой и положила коробку на место — но не открывала! Лежал, не лежал там пистолет — неизвестно. А теперь он у дочери под подушкой… Но зачем Лерке отцовское оружие? Она и стрелять-то толком не умеет. Романов, правда, пытался водить в армейский тир, но сам же потом со смехом рассказывал, как Лерка визжала при каждом выстреле! Если взяла оружие — что-то задумала? Или уже?.. У Валентины Прокофьевны от страха екнуло в груди. «Где Лерку носит? И что я хочу у нее выяснить? Зачем взяла пистолет? Так она мне и сказала! Надо все ж позвонить Егору. Петр может приехать и не сегодня, а нужно что-то срочно предпринимать». Мысль о зяте придала ей сил. Она протянула руку к телефону и хотела уж набрать номер, как мобильный зазвонил сам.

— Егор? Слава богу, — она облегченно вздохнула. — У нас беда. Ты можешь приехать? Как в больнице? Ранен? Кто-то стрелял… Хорошо, Егорушка, я сейчас соберусь, приеду к тебе сама. Кузьмин подъедет за мной? Это друг твой из милиции? Да, хорошо, я жду.

Все страшное уже произошло. Дочь сошла с ума. Конечно, это она стреляла в бывшего мужа. Но почему? В последние годы Лера совсем перестала обращать на него внимание. Развод, как думала Валентина Прокофьевна, Лера пережила безболезненно. Уж она-то следила за дочерью, боясь срыва. Но нет. Месяц, другой — и Лера перестала упоминать его имя. Почему сейчас, когда прошло больше полугода, она вдруг решилась на такое? Что ее подтолкнуло? Могла узнать, что у Егора появилась женщина. И что? Он никогда не скрывал, что погуливает. И Валентина Прокофьевна ни разу не упрекнула его за это. А Лерке и вовсе было все равно. Так что ж произошло?

Валентина Прокофьевна переоделась в платье и взяла из спальни сумочку. В кухне она положила в пакет пирожков и налила в бутылку деревенского молока. Когда раздался звонок в дверь, она была готова к выходу.

* * *

— Галь, ну как там Маришка? — Беркутов неловко повернулся в кровати, пытаясь сесть.

— Все хорошо. Она такая… взрослая. И сильная! — Галина вспомнила, как, проплакавшись, Маринка совершенно спокойно сказала ей: «Бог с ним. Только давай, мамочка, больше о нем не говорить, ладно?»

Алевтина Петровна, стоя с шприцем наготове возле Маринкиной кровати, лишь покачала головой. Укол не понадобился, Маринка успокоилась сама.

— Сильная? Да уж есть в кого! Помню, на даче…

— Беркутов! Ну что ты за человек?! Ты мне эту дачу теперь всю жизнь припоминать будешь?

— А ты, женщина, выдержишь со мной всю жизнь? Я теперь собираюсь жить долго.

— Да и живи себе на здоровье! Напугал!

— Галь, сейчас моя бывшая теща приедет. Мне поговорить с ней нужно.

— Мне уйти?

— Нет! Она нормальный человек. Да что там — разводился, только и жалел, что с ней расстаюсь. Можно было б — с собой забрал, ей-богу!

— Ну и предложил бы!