Два зайца, три сосны

Мне не хотелось рассказывать всю историю, и я просто ответила:

– Он хочет экранизировать «Новости-хреновости».

– А он кто?

– Как я поняла, продюсер.

– Самая любимая твоя профессия! Это же правда жуть! Так ты ему нужна, что он готов тащить гроб совершенно чужой женщины?

– Знаешь, во-первых, он много лет был любовником ее дочери, так что…

– А теперь подбивает клинья под другую.

– Брось, Лерка, зачем так плохо думать о людях?

– Ладно, давай, звони сестрице.

Я набрала первый из номеров.

– Если кто другой подойдет, проси не Юлию, а Джулию, – подсказала Лерка.

Но по этому номеру никто вообще не ответил. Я набрала второй. И сразу же услышала Юлькин голос.

– Юля, это Олеся!

Она выдержала паузу.

– Олеся? Как ты узнала этот номер?

– Юля, сегодня утром умерла мама.

Она молчала.

– Похороны в пятницу. Ты приедешь?

– Извини, нет. И не беспокойся, я ни на что не собираюсь претендовать.

– Претендовать? – не врубилась я.

– Ни на какое имущество. Мне от этой женщины ничего не нужно.

– Юля, она же твоя мать! Ты же потом не простишь себе.

– Но она же себе все простила.

– Ее мучила совесть.

– Извини, это бесполезный разговор.

Я бросила трубку. Мне хотелось крикнуть ей, что мать может, потому и умерла, что Юлька ушла от нее на Спиридоновке, но это и впрямь было бесполезно. Так я окончательно потеряла сестру.

– Не приедет? Понятно, – грустно проговорила Лерка. – А знаешь, это даже хорошо.

Утром я поехала встречать Гошку. Он был пришиблен.

– Мам, а бабушка… отчего умерла?

– От острой сердечной недостаточности.

– А отчего у нее эта недостаточность случилась?

Я вдруг поняла, что его мучает.

– Нет, Гошка, это не из-за тебя… Бабушка была старая, и потом ее всю жизнь терзали страхи, а под конец еще и совесть. Вот сердце и не выдержало.

– Мам, а тетя Юля приедет?

– Нет, не приедет. Она не может.

– Не хочет, да?

– Ну, в общем…

– Мам, тогда мы к ней не поедем, ладно?

– Конечно, Гошка, с чего мы вдруг поедем к какой-то чужой тетке. Как я рада, что вы с дедом приехали, мне будет не так одиноко.

– А дядя Митя?

– Дядя Митя ничего не знает.

– Опять поссорились? – огорчился Гошка.

– Да, и расстались. Я не могу выносить его характер.

– Жалко. Он вообще-то клевый… И потом, мне было бы спокойнее за тебя…

У меня полились слезы.

– Ничего, сын, я не пропаду и без дяди Мити. Мне спокойнее без него. Все будет хорошо, сыночка.

– Мам, если хочешь, я вернусь.

– Нет, поживи лучше с дедом, тебе это полезнее.

– А ты переедешь в бабушкину квартиру?

– Нет. Бабушкина квартира останется тебе. Вырастешь, женишься, будет у тебя свое жилье. А мне лучше здесь. Здесь же никто не умирал, с этой квартирой не связано еще ничего плохого… Мне хорошо тут работается. А как поживает Марика и жирафик?

Через два дня после похорон я проводила Гошку с дедом. И только отъехав от аэропорта, сообразила, что за эти дни Аполлоныч ни разу мне не позвонил, что было по меньшей мере странно. Мог бы хоть спросить, что с мамой, не нужна ли мне помощь. А ведь он, наверняка, все знает от Гриши. Даже о том, что кроме трех соседей и моих друзей, на похоронах никого не было. Хотя мама была не так стара, чтобы никого из ее знакомых не осталось в живых. Просто она была тяжелым и не слишком добрым человеком… сделавшим, вероятно, немало дурного не только старшей дочери. Но и ее жизнь была кошмарной. И какой же все-таки умный Миклашевич. Мать была лишена чувства юмора и от этого были ее беды… и беды Юльки тоже… А я была слишком близко к ним, чтобы это понять. Я вообще с трудом переношу таких людей. Мне вспомнилось одно ток-шоу, в котором я участвовала. Там была молодая, красивая девушка, то ли психолог, то ли телеведущая, а скорее всего то и другое в одном флаконе. Боже, стоило ей открыть рот, как у меня создалось впечатление, что она так тоща оттого, что у нее завелись глисты, причем не в животе, а в голове. Она блистала познаниями в области чуть ли не всех наук, но была напрочь лишена чувства юмора и уж тем более самоиронии, и я чуть не сдохла от тоски и раздражения. Я видела, как страдал весьма эрудированный ведущий, чье воспитание не позволяло ему перебить даму, и он невероятно напрягся, выжидая момент, когда можно будет вклиниться и передать микрофон другому участнику. Тяжелое воспоминание!