Двадцать лет спустя

— Идите скорее, иначе через пять минут все это мужичье вернется со шпагами и мушкетами. Вас убьют, а вашего пленника освободят. Идите. Да вот как раз едет карета.

Затем, снова наклонившись к Раулю, он шепнул:

— Главное, не говорите вашего имени.

Молодой человек посмотрел на него с удивлением.

— Хорошо, я бегу за ней, — крикнул Коменж, — а если они вернутся, стреляйте.

— Нет, ни в коем случае, — возразил д'Артаньян. — Наоборот, пусть никто и пальцем не шевельнет. Если сейчас сделать хоть один выстрел, за него придется слишком дорого расплачиваться завтра.

Коменж, взяв четырех гвардейцев и столько же мушкетеров, побежал за каретой. Он высадил седоков и привел экипаж.

Но когда пришлось переводить Бруселя из разбитой кареты в другую, народ, увидев того, кого он называл своим благодетелем, поднял неистовый шум и снова надвинулся.

— Проезжайте! — крикнул д'Артаньян. — Вот десять мушкетеров, чтобы сопровождать вас, а я оставлю себе двадцать, чтобы сдерживать толпу. Поезжайте, не теряя ни одной минуты. Десять человек к Коменжу!

Десять человек отделились от отряда, окружили новую карету и помчались галопом.

Когда карета скрылась, крики усилились. Более десяти тысяч человек столпились на набережной, на Новом мосту и в ближайших улицах.

Раздалось несколько выстрелов. Один мушкетер был ранен.

— Вперед! — скомандовал д'Артаньян, кусая усы.

И с двадцатью мушкетерами он ринулся на всю эту массу парода, которая отступила в полном беспорядке. Один только человек остался на месте с аркебузой в руке.

— А, — сказал этот человек, — это ты! Ты хотел убить его?! Погоди же!

Он прицелился в д'Артаньяна, карьером несшегося на него.

Д'Артаньян пригнулся к шее лошади. Молодой человек выстрелил, и пуля сбила перо на шляпе д'Артаньяна. Лошадь, мчавшаяся во весь опор, налетела на безумца, пытавшегося остановить бурю, и отбросила его к стене.

Д'Артаньян круто осадил свою лошадь, и в то время как мушкетеры продолжали атаку, он с поднятой шпагой повернулся к человеку, сбитому им с ног.

— Ах, сударь! — воскликнул Рауль, вспомнив, что он видел молодого человека на улице Кокатри. — Пощадите его: это его сын.

Рука д'Артаньяна, готовая нанести удар, повисла в воздухе.

— А, вы его сын? — сказал он. — Это другое дело.

— Я сдаюсь, сударь, — произнес Лувьер, протягивая д'Артаньяну свою разряженную аркебузу.

— Нет, нет, не сдавайтесь, черт возьми! Напротив, бегите, и как можно скорее. Если я вас захвачу, вас повесят.

Молодой человек не заставил повторять этот совет. Он проскользнул под шеей лошади и исчез за углом улицы Генего.

— Вы вовремя удержали мою руку, — сказал д'Артаньян Раулю, — не то ему пришел бы конец. И, право, узнав потом, кто он, я очень бы пожалел об этом.

— Ах, сударь, — произнес Рауль, — позвольте мне поблагодарить вас не только за этого бедного парня, но и за себя: я сам был на волосок от смерти, когда вы подоспели.

— Бросьте, бросьте, молодой человек, не утруждайте себя речами.

И д'Артаньян достал из кобуры фляжку с испанским вином.

— Глотните-ка вот этого, — сказал он Раулю.

Рауль отхлебнул вина и собрался снова благодарить д'Артаньяна.

— Дорогой мой, — возразил ему тот, — мы поговорим об этом после.

Затем, видя, что мушкетеры очистили набережную от Нового моста до набережной Святого Михаила и возвращаются обратно, он поднял шпагу вверх, чтобы они ускорили шаг.

Мушкетеры рысью подъехали к нему; тотчас же с другой стороны подъехали те десять человек, которых он послал с Коменжем.

— Ну, — произнес д'Артаньян, обращаясь к ним, — не случилось ли еще чего-нибудь?

— Ах, сударь, — отвечал сержант, — опять поломка! Проклятая карета!

Д'Артаньян пожал плечами.

— Нет, проклятое дурачье, — сказал он. — Уж если выбираешь карету, так выбирай прочную, а карета, в которой хотят везти арестованного Бруселя, должна выдержать десять тысяч человек.

— Что прикажете, господин лейтенант?

— Примите отряд и отведите его в казармы.

— Значит, вы поедете один?

— Конечно! Не думаете ли вы, что мне нужен конвой?

— Но…

— Отправляйтесь.

Мушкетеры удалились, д'Артаньян остался вдвоем с Раулем.

— Ну как, болит у вас что-нибудь? — спросил он.

— Да, сударь. У меня голова тяжелая и словно в огне.

— Что же такое с вашей головой? — сказал д'Артаньян, снимая с Рауля шляпу. — А, контузия.

— Да, кажется, мне попали в голову цветочным горшком.

— Канальи! — воскликнул д'Артаньян. — Но на вас шпоры? Вы были верхом?

— Да, я сошел с лошади, чтобы защищать господина Коменжа, и ее кто-то захватил. Да вот и она.

Действительно, в эту минуту показалась лошадь Рауля, на которой скакал галопом Фрике, размахивая своей четырехцветной шапкой и крича:

— Брусель! Брусель!

— Эй, стой, плут! — крикнул ему д'Артаньян. — Давай сюда лошадь.

Фрике услышал, но сделал вид, что слова не дошли до него, и хотел продолжать свой путь.

Д'Артаньян собирался было погнаться за ним, но потом решил не оставлять Рауля одного. Поэтому он ограничился только тем, что вынул из кобуры пистолет и взвел курок.

У Фрике было острое зрение и тонкий слух; заметив движение д'Артаньяна и услышав щелканье курка, он сразу остановил лошадь.