Двадцать лет спустя

— Вы ошибаетесь: мы очень близки к этому. Для чего арестуют короля?

Того, кого уважают как властителя, по покупают как раба. Неужели вы думаете, что Кромвель заплатил, двести — тысяч фунтов за то, чтобы восстановить его на престоле? Друзья мои, они убьют его, и это еще наименьшее преступление, какое они могут совершить. Лучше отрубить голову королю, чем ударить его по лицу.

— Не спорю, это в конце концов возможно, — сказал д'Артаньян. — Но что нам до этого? Я здесь потому, что я солдат, потому, что я служу моим начальникам, то есть тем, кто мне платит жалованье. Я присягал повиноваться и повинуюсь. Но вы, не приносившие присяги, как вы сюда попали и какому делу служите?

— Благороднейшему на свете делу, — ответил Атос, — защите и охране угнетенного короля. Друг, супруга и дочь его оказали нам высокую честь, призвав нас на помощь. Мы служили ему, насколько позволили нам наши слабые силы, и усердия у нас было больше, чем возможностей. Вы можете держаться, д'Артаньян, иных взглядов, можете смотреть на вещи иначе, мой друг. Я не стану вас разубеждать, но я вас порицаю.

— О! — сказал д'Артаньян. — Да какое мне дело в конце концов до того, что англичанин Кромвель взбунтовался против своего короля — шотландца. Я француз, и меня все это не касается. Как вы можете делать меня ответственным за других?

— В самом деле, — подтвердил Портос.

— Но вы дворянин, все дворяне — братья, а короли всех стран — первые из дворян. А вы, д'Артаньян, потомок древнего рода, человек со славным именем и храбрый солдат, вы помогаете предать короля пивоварам, портным, извозчикам. Ах, д'Артаньян! Как солдат вы, может быть, исполнили свой долг, но как дворянин вы виноваты.

Д'Артаньян молча жевал стебелек цветка, не зная, что ему ответить.

Стоило ему отвернуться от Атоса, как он встречал взор Арамиса.

— И вы, Портос, — продолжал Атос, как бы сжалившись над смущенным д'Артаньяном, — вы, лучшая душа, лучший друг, лучший солдат на свете; вы, который по своему сердцу достойны были бы родиться на ступенях тропа и которого мудрый король рано или поздно вознаградит, вы, мой дорогой Портос, дворянин по всем своим поступкам, привычкам, по своей храбрости, — вы столь же виновны, как д'Артаньян.

Портос покраснел, по скорее от удовольствия, которое доставили ему похвалы Атоса, чем от смущения. И все же, опустив голову и как бы сознавая свое унижение, он сказал:

— Да, да, я думаю, вы правы, дорогой граф.

Атос встал.

— Полно, — сказал он, подходя к д'Артаньяну и протягивая ему руку, полно, не дуйтесь, дорогой сын мой; все, что я сказал вам, было сказано если не отеческим тоном, то, по крайней мере, с отеческой любовью. Поверьте, мне было бы легче просто поблагодарить вас за то, что вы спасли мне жизнь, и не проронить ни слова о моих чувствах.

— Разумеется, разумеется, Атос, — отвечал д'Артаньян, горячо пожимая ему руку, — но не все, черт побери, способны на такие возвышенные чувства. Кто еще из разумных людей покинет свой дом, Францию, своего воспитанника, прелестного юношу (мы его видели в лагере), и полетит куда? — на помощь гнилой, подточенной червями монархии, которая вот-вот должна рухнуть, как старая лачуга? Чувство, о котором вы говорите, конечно, прекрасно, оно до того прекрасно, что почти недоступно простому смертному.

— Каково бы оно ни было, д'Артаньян, — ответил Атос, не поддаваясь на хитрость своего друга, с чисто гасконской изворотливостью намекнувшего на отеческую привязанность Атоса к Раулю, — каково бы оно ни было, вы хорошо сознаете в глубине вашего сердца, что оно справедливо. Но, виноват, я забыл, что спорю с человеком, у которого я в плену. Д'Артаньян, я ваш пленник; обращайтесь со мной как с пленником.

— Черт возьми! — сказал Д'Артаньян. — Вы отлично знаете, что недолго пробудете у меня в плену.

— Конечно, — сказал Арамис, — с нами, без сомнения, поступят так же, как с теми, что были взяты под Филипго.

— А как с ними поступили? — спросил д'Артаньян.

— Половину повесили, а остальных расстреляли, — ответил Арамис.

— Нет, ручаюсь вам, — сказал д'Артаньян, — что, пока во мне останется хоть капля крови, вы не будете ни повешены, ни расстреляны. Пусть они только попробуют! Да что говорить! Видите вы эту дверь, Атос?

— Да.

— Вы выйдете из нее, когда вам будет угодно. С этой минуты вы и Арамис свободны, как воздух.

— Узнаю вас, мой милый д'Артаньян, — ответил Атос. — Но вы здесь не хозяин: за этой дверью стоит караул, д'Артаньян, это вам хорошо известно.

— Ну, вы с ними справитесь, — сказал Портос. — Много ли их тут? С десяток, не больше.

— Это пустяк для нас четверых, по для двоих слишком много. Нет, уж раз мы разделились, мы должны погибнуть. Вспомните роковой пример: вы, д'Артаньян, столь непобедимый, и вы, Портос, такой сильный и храбрый, вы потерпели неудачу на Вандомской дороге. Теперь настал черед мой и Арамиса. А ведь этого никогда с нами не бывало прежде, когда мы все четверо были заодно. Умрем же, как умер Винтер. Что касается меня, я заявляю, что согласен бежать только вчетвером.

— Это невозможно, — сказал д'Артаньян. — Мы на службе у Мазарини.