Двадцать лет спустя

– Ну, разумеется, я не работала медэкспертом в Нью-Йорке во время одиннадцатого сентября. Но я слышала рассказы людей, которые работали в первых рядах. Некоторые из них до сих пор работают в бюро. Это было ужасно, как вы можете представить. Когда башни рухнули, гибель людей была не только трагической, но и страшной. Даже жуткой. Из-под обломков достали очень мало полностью целых тел. В основном находили по частям. Это превратило идентификацию жертв в невероятно сложную задачу. Много частей тел были повреждены слишком сильно, чтобы их можно было соединить вместе, так что идентифицировать приходилось каждую отдельно. Поскольку многие тела были катастрофически обгоревшими, обычные методы идентификации – татуировки, родимые пятна или другие отличительные особенности – были невозможны. Поэтому нам пришлось полагаться на ДНК. В некоторых случаях помогали стоматологические карты. Но идентификация по зубам и анализ ДНК имеют свои ограничения. Эти методы зависят от того, предоставят ли семьи зубные карты или образцы ДНК своих близких в бюро судебно-медицинской экспертизы. На сегодняшний вечер там больше двадцати тысяч образцов останков, по большей части фрагментов костей, которые еще только предстоит идентифицировать. Мы выделили ДНК из части этих останков, но их не с чем сравнивать.

– Потому что семьи не предоставили референтные образцы ДНК?

– Верно.

– А остальные из этих двадцати тысяч останков?

– До последнего времени, – сказала Ливия, – у нас не было способов выделять из них ДНК. И помните, речь идет о тысячах фрагментов костей. Математика проста. Во время обрушения башен погибло чуть меньше трех тысяч людей. Нам надо идентифицировать больше двадцати тысяч образцов. Многие из этих образцов принадлежат одной жертве. Нередко мы выделяем ДНК из кости и понимаем, что останки принадлежат уже идентифицированной жертве. Мы вычеркиваем их из списка и двигаемся дальше. Но многие из костных фрагментов так сильно обгорели, что почти все ДНК уничтожены.

– Пока вы не разработали эту новую технологию.

– Верно. И мне бы хотелось поставить себе в заслугу ее разработку, но я не могу. Я только поверхностно участвую в процессе идентификации. Ее проводит доктор Артур Трюдо, который вместе с командой ученых и лаборантов каждый день без устали работает над проектом 9/11.

– Расскажите мне о процессе. Повторю, я надеюсь вернуться позже летом и официально сделать интервью на камеру. И с доктором Трюдо тоже.

Ливия кивнула:

– Это можно организовать. Я тоже считаю это восхитительным. Вот как это работает. Как правило, извлечение ДНК из кости незамысловато. Обычно с кости делают соскоб, чтобы получить клетки. Затем из этих клеток выделяют ДНК при помощи этилендиаминтетрауксусной кислоты и протеиназы К. Это ферменты, которые разрушают стенки клеток и позволяют ДНК выйти. Если захотите погрузиться в дебри того, как это происходит с точки зрения химии, я буду только счастлива.

Эйвери покачала головой:

– Нет, спасибо. Мы найдем способ проще объяснить процесс, когда дойдем до этого пункта. Пока что я поверю вам на слово. Это простой процесс, если вы так говорите.

Ливия улыбнулась:

– Это классический метод, или золотой стандарт. Применяется каждый день в криминалистических лабораториях по всей стране. Но большинство костей, собранных с Граунд-Зиро, слишком сильно обгорели, чтобы с их поверхности можно было выделить ДНК. Помните, авиационное топливо горело больше ста часов при температуре две тысячи градусов. Скорее всего, некоторые тела сгорели дотла. Но те останки, которые нашли, передали в Нью-Йоркское Бюро судебно-медицинской экспертизы для идентификации. Останки, которые невозможно было идентифицировать сразу, были сданы на хранение и законсервированы для последующего анализа. Этот анализ длился много лет и идет до сих пор, двадцать лет спустя. Последняя идентификация получилась в результате нового процесса: кость измельчают почти в пыль, затем собирают осадок из самого внутреннего участка кости, который находился дальше всего от разрушительного пламени, и выделяют ДНК из найденных там клеток. Он оказался весьма эффективным. Мы испытываем оптимизм, что дальше последует еще больше идентификаций.

– Потрясающе, – сказала Эйвери. – А семья жертвы, которую идентифицировали? Как им преподносят находку?

– Существует протокол для каждой семьи, предоставившей образцы ДНК. Сначала им звонят, а потом договариваются о личном визите.

– Вы наносите визиты?

– Нет. Это оставлено доктору Трюдо.

– Недавняя идентификация. Женщина по имени Виктория Форд, – сказала Эйвери. – Можете рассказать мне про нее или про ее семью?

– Я знаю только то, что мне рассказал доктор Трюдо. Родителей жертвы нет в живых. Она была замужем, но детей не имела. Ее муж женился снова, так что ближайшей родственницей является сестра. С ней доктор Трюдо и встречался.

– У вас есть имя? Сестры жертвы?

Ливия кивнула:

– Ее имя раскрыли, так что я могу его назвать. Эмма Кайнд. Она живет в штате Нью-Йорк. В глуши, кажется. Рядом с Катскильскими горами.