Двадцать один день (СИ)

Док подмигнул и быстрым шагом отправился к отелю, а Тайга так и остался стоять со свёртком в руках, боясь обернуться к Куроко. Что имел в виду док, когда говорил, что надо присмотреться? И какая, ко всем чертям, последняя глава? Тайга выдохнул и нерешительно обернулся к подопечному. Тот стоял на том же месте, рассматривая что-то в плеске волн у самой кромки горизонта, и закатное солнце слегка золотило светлые пряди. Застыл, выпрямив спину и крепко сцепив тонкие пальцы перед собой. Как изваяние какое-то. Кагами чуть прищурился, пытаясь, как и советовал док, разглядеть в этом новом Куроко своего подопечного, потом сделал к нему несколько шагов, остановился напротив, не зная, что сказать.

- Кагами-кун, – проговорил подопечный, подняв взгляд – голубые глазищи смотрели уже куда менее уверенно, почти знакомо: взгляд словно ощупывал его лицо с какой-то… надеждой. И тут до Тайги дошло. И сразу захотелось если не дать себе в морду собственноручно, то уж точно смачно шлёпнуть себя по лбу. Идиот! Форменный.

- Эй… – негромко заговорил он, схватив Куроко за плечи и заглянув в глаза, – ты старался, чтобы показать мне, чему научился, да? Что ты теперь умеешь себя вести, сможешь жить в обществе и всё такое. А я, дубина, не догадался. Не расстраивайся, подопечный, – принялся уговаривать Тайга, ловя ускользающий взгляд. – Я оценил, правда! Ты просто молодчина! Ну, не молчи что ли, м?

Куроко несколько секунд молча смотрел в глаза Кагами, потом легонько выдохнул, и Тайга почувствовал, как немного расслабились худые плечи под его пальцами.

- Перетереть можно зерно или рис, Кагами-кун, – спокойно сказал он. – А дубина – это орудие древнего человека. Но я понимаю, что ты имел в виду. – Кагами неуверенно улыбнулся, уловив в ровном голосе знакомые интонации, с которыми Куроко столько раз исправлял его образную косноязычную речь, а черты лица подопечного приобрели такое родное Тайге чуть отстранённое выражение. – Теперь я, определённо, понял.

- Подопечный, – выдохнул Тайга, наконец прижимая его к груди и вдыхая, глубоко, до боли в лёгких, запах его волос, ткнувшись носом и губами в светлую макушку.

- Кагами-кун меня не узнал, – задышал ему куда-то в шею поднявший голову Куроко. – Это никуда не годится.

- Совершенно никуда, подопечный, – проговорил тот, зажмурившись и стиснув объятия ещё крепче, так что вот-вот захрустят суставы. От этого «никуда не годится» стало так легко, привычно и томительно сладко, как когда после долгой поездки возвращаешься домой и вспоминаешь знакомые звуки и запахи. – Ты прости меня. Я оплошал. Просто соскучился очень. Только ты со мной не притворяйся больше, ладно? Со мной можно как обычно.

Куроко не ответил, но Тайга почувствовал, как его обвили тонкие руки, и прохладные пальцы принялись в давно знакомом ровном ритме невесомо скользить по спине.

- Теперь я тоже умею обнимать Кагами-куна, – негромко и как-то особенно умиротворённо произнёс Куроко. – Определённо, умею. – Он немного помолчал, а затем чуть отстранился и серьёзно посмотрел на Тайгу. – Но Кагами-кун должен надеть ботинки. Это неприлично и негигиенично. Это никуда не годится.

- Я надену, подопечный, – усмехнулся Тайга, незаметно смахнув подступившие слёзы. – Всё будет так, как ты захочешь.

***

Из всей церемонии и последовавшего за ней банкета Кагами запомнил очень мало, рассказать бы смог и того меньше. Помнил Алекс в простом светлом платье и сползшем набок венке, беспрестанно теребившую тонкими пальчиками небольшой букет. То, как сияли её глаза и улыбка. Помнил очаровательно неуклюжего и как-то особенно всклокоченного Касамацу, одетого в льняную рубаху на выпуск и измятые штаны, который сосредоточенно хмурился и старательно делал серьёзный вид. Но его тёмно-голубые глаза вспыхивали, а губы сами собой растягивались в улыбку, когда он встречался взглядом с Алекс. Помнил, что они обменялись кольцами и поцеловались под одобрительное улюлюканье и аплодисменты, которые инициировал, естественно, Кисэ, за что и получил от новобрачного фирменный подзатыльник, а от его молодой жены – очередной благодарный поцелуй.

Помнил, что всё это время ему было нестерпимо хорошо и хотелось замереть и не шевелиться, чтобы ни за что не спугнуть затопившее сердце чувство. Безграничное, но при этом лёгкое, как ветерок, теребивший светлую ткань, украшавшую арку и мягкое, как песок, в котором утопали ноги виновников и гостей торжества. Сам для себя непривыкший к пафосным сравнениям Тайга назвал его счастьем, крепче сжал прохладные пальцы Куроко и не смог не улыбнуться, когда почувствовал ответное пожатие.

***