Двадцать один день (СИ)

А дальше его уложили на кровать, переодели, обработали шов, наложив новую стерильную повязку, и вкололи очередную дозу успокоительного. От ужина он отказался, хотя желудок ещё как подводило. Но ещё больше, чем есть, ему хотелось, чтобы его оставили в покое.

Тайга лежал минут сорок, но сон всё не шёл. Отвернувшись к стене, он смиренно ждал, пока подействует лекарство. Что-то не давало покоя. Нет, он не чувствовал вины ни перед кем, кроме подопечного, у которого уже не получится попросить прощения. Тем более он не чувствовал себя виноватым перед Кисэ.

Дверь тихонько скрипнула, и он услышал чьи-то шаги. Человек подошёл к кровати, чуть наклонился к нему, легонько тронув здоровое плечо и откинув со лба взъерошенные пряди. Тайга уловил знакомый запах одеколона – Тацуя. Он не хотел говорить, поэтому продолжал лежать неподвижно, однако от присутствия Химуро стало как-то спокойнее. По ощущениям, Тацуя постоял немного у окна, затем завозился, устраиваясь в кресле и тяжело вздыхая. Да уж, ему тоже не позавидуешь… Почему-то Тайга был уверен, что это «Тацу-чи» неспроста. Стало быть, Тацуя опять как в омут с головой, а этот…

Мысли начали путаться, и перед тем как провалиться в сон, Кагами вдруг понял, что не давало ему покоя – взгляд, которым Кисэ смотрел на Тацую. Тайга не был знатоком, но даже он заметил, что этот взгляд не был виноватым или полным раскаяния. В нём было только сожаление.

========== День двадцатый. Фирменное карри и “целая история” ==========

Тайга вздохнул и ещё раз помешал ложкой соус: ещё бы не хватало, чтобы его отвратительное расположение духа отразилось на вкусе карри. Он был дома вот уже два часа, но почему-то долгожданное облегчение от смены белых стен больничной палаты на родные две комнаты и небольшую кухню так и не наступило. Тайга даже злился на себя. Тацуя, судя по всему, потратил кучу сил на то, чтобы подготовить квартиру к его возвращению: комнаты были не просто прибраны, они сверкали чистотой, холодильник – полон продуктов, а на столе красовались глубокая прозрачная миска, куда Тайга обычно резал салат на западный манер, полная его любимых M&Ms, и целая банка настоящей арахисовой пасты, которая не продавалась в обычных магазинах и за которой Тацуя наверняка ездил на другой конец города в американский супермаркет. Хотелось как-то поблагодарить, но Тайги хватило только на вымученную улыбку и негромкое: «Спасибо, бро».

Первые полчаса он просто слонялся по комнатам под пристальным взглядом устроившегося на диване с ноутбуком Химуро, то присаживался в кресло, то снова вскакивал, проходясь от стены к стене. Кагами ненавидел бездействие, оно угнетало. А делать нельзя было абсолютно ничего. Даже пойти покидать мяч. Его выпустили из больницы только при условии, что дома будет обеспечен абсолютный покой, и Тацуя поклялся, что будет за ним следить. И кому как не Тайге знать, насколько въедливым и педантичным может быть его друг, когда захочет. Однако даже Химуро сдался, после того как Тайга продефилировал мимо дивана в юбилейный, сто двадцать пятый раз.

- Может быть, тебе приготовить твоё фирменное карри? – осторожно поинтересовался он, чуть опустив крышку ноутбука. – Вечером собирался приехать Аомине, чтобы рассказать последние новости. – Он чуть ссутулился, ожидая от Тайги негативной реакции, которой, однако, не последовало. – Я сдуру нахвалил им с Момои твоё карри, так что они теперь не отстанут, пока не попробуют. И Алекс уже звонила. А ещё Такао-сан согласился тебя навестить.

- Док? Он разве в городе? – уточнил Тайга, всеми силами пытаясь не показать, насколько сильно ему бы хотелось сейчас поговорить с Такао.

- Он сказал, что это особый случай, – пожал плечами Тацуя. – Что ради тебя готов отложить дела и приехать. Думаю, встреча с ним пойдёт тебе на пользу.

Так Тайга оказался у плиты. Проблема краткосрочного бездействия была решена, уступив место мыслям о более длительной перспективе. И Тайга неожиданно понял, что за прошедшие три недели его жизнь изменилась настолько радикально, что он уже не был уверен, сможет ли он когда-нибудь вернуться к прежнему распорядку. Просыпаться по утрам без мысли о том, что надо готовить завтрак без глютена. Пререкаться с Тацуей, не думая, что каждая его косноязычная фраза может прорвать плотину ненужных вопросов, уточнений и замечаний. Играть с его родной бригадой в баскетбол без оглядки на то, что он сам или кто-то из ребят может ненароком задеть, толкнуть, прикоснуться. Смотреть по телеку криминальные боевики и думать, что так бывает только в кино. Не иметь ни малейшего понятия о том, что такое аутизм и кто такой Ганс Аспергер, имя которого неожиданно легко всплыло в памяти и теперь прочно въелось в подкорку головного мозга. Сможет ли он забыть, что в его жизни был чуть расфокусированный взгляд голубых глазищ, тонкие прохладные пальцы и это извечное «никуда не годится»? Не сможет. Определённо, не сможет.