Двадцать одна ночь

С Аленой и Никой, я дружила всю мою сознательную жизнь, ещё с тех времён как в пятом классе перевелась в новую школу по месту жительства родителей. До этого времени я жила с бабушкой, дедушкой и моей тетей в другом районе Москвы, купаясь в их любви. Думаю, многие знают, как беззаветно и всецело могут любить бабушки и дедушки своих внуков. Мне кажется, их общество во многом сформировало меня как личность: долгие прогулки с бабушкой, у которой всегда было для меня время и слова утешения на любой случай, которая считала, что у семилетней меня не бывает неважных проблем, и которая была всегда готова на любую авантюру, как например, прогул начальной школы, если по телевизору шла интересная передача. Дед был моим кумиром: высокий, подтянутый, в белой рубашке и галстуке он был выдающимся инженером и управленцем, и ещё во времена Советского Союза объехал полмира, подолгу работая при про-коммунистических режимах отдельных стран. Я помню, как однажды он привёз нам всем, включая бабушку, маму, тетю и меня потрясающие ювелирные украшения из столицы Перу Лимы. Маме досталась маленькая серебряная лама на цепочке, чудесная и филигранно выполненная. Я мечтала, что когда вырасту, мама отдаст мне эту ламу по наследству. Рассказы деда о дальних странах ещё в детстве заставляли меня мечтать о путешествиях.

В начале девяностых, после развала Союза, завод, который возглавлял мой дед, будучи еще в прекрасной форме, остался без госфинансирования и закрылся, а мама, работающая там же, попала под сокращение, и решила забрать меня от дедушки и бабушки в квартиру, где жили они с папой. Это были трудные годы, как экономически, так и адаптационно. Я привыкала и к новой школе и к новой экономической реальности. В начале восьмидесятых годов, высокий пост деда и его загранкомандировки обеспечивал нам безбедную жизнь, в позднеперестроечные времена жить стало гораздо сложнее, но ещё терпимо. После развала Союза все рухнуло. Если до девяносто первого года я помню очереди за мылом и грандиозное событие в виде покупки искусственной елки перед Новым годом, ради которой мама каждый день ходила отмечаться в большой универсальный магазин, то после распада СССР с московских полок исчезло все, наступили трудные времена.

Мама воспитывала меня в строгости и в режиме жесткой экономим, я пошла в новую школу, привычный мир моих родителей исчез, а новый построить они не успели. Самое важное, что пошатнулись их ценности: то во что они верили, идеалы партии и светлое будущее, оказалось лишь мыльным пузырём. Оказалось, надо опираться на себя, а не на партию. Принятие новой реальности заняло долгое время совпавшее с экономическими трудностями. Какое-то время мы жили очень скромно, что резко контрастировала с моей привычной жизнью, когда дед в чемодане приносил завёрнутую в промасленную бумагу черную икру. Я помню, как однажды мама объявила, что еды в доме нет, и мы пару дней питались обжаренном в масле чёрным хлебом, посыпанным солью. Я донашивала перешитые вещи моей тёти, а когда папа занялся перепродажей американского секонд хэнда, то мне удалось выпросить крутую джинсовую куртку, которую я обожала. Мы пережили это сложное время только благодаря папиному юмору и оптимизму, эти качества я унаследовала от него. Готовность посмеяться и пошутить (в том числе и над собой) помогали мне выжить в самые темные времена, а также после многолетней психологической терапии я испытываю благодарность моей маме за железный стержень, сформировался благодаря ей, мою волю и целеустремлённость. Мама не прощала никакой слабости и даже намёка на неё. Как-то в школьные годы я с утра почувствовала себя плохо, но мама решила, что мне просто страшно идти на контрольную и я придумала причину погулять занятия. Мама заставила меня собраться и выйти из дома, хотя далеко я не ушла: меня стошнило на лестничной площадке, прямо под дверь квартиры. В свою очередь я навсегда усвоила, что в школу надо ходить, а мое истинное состояние, самочувствие и ощущение никого не волнуют.