Юлия Штиллер открыла дверь своей каюты. Комната показалась ей абсолютно чужой. Нет, скорее это
Она открыла дверцы шкафа и кончиками пальцев потрогала рукава аккуратно развешанной одежды, которую она никогда больше не наденет. Как не понадобится ей больше и дорожная сумка, стоящая на подставке для чемоданов, которая была ее неразлучным спутником во время всех поездок и которую она никогда больше не возьмет в руки.
Покидая «Султан», она оставит ее здесь, как и все остальное, что когда-то имело значение в ее жизни: свои ключи, документы, фотографии, деньги, свою неизменную жизнерадостность, надежду на лучшее будущее.
Юлия прошла в ванную комнату и понюхала флакон с дорогими духами, которые она специально купила для этой поездки и от аромата которых сейчас ей стало дурно.
Тем не менее она опрыскалась ими, поскольку тошнота была легче переносимым чувством, чем беспомощность и тоска.
При этом Юлия бросила взгляд в зеркало, и невольно перед ее внутренним взором всплыл образ трехлетней больной дочери, когда ей пришлось поменяться сменами с коллегой из-за того, что Лиза не могла ходить в детский сад. У нее была температура под сорок градусов, «сопливый нос» и лающий кашель. Надтреснутым голоском, который звучал так хрипло, как у злой ведьмы Урсулы, которую Юлия изображала всякий раз, когда читала эту сказку, лежавшая в кроватке Лиза спросила:
– Теперь я должна умереть, мамочка?
Юлия рассмеялась и смахнула с ее лба влажные от пота волосы.
– Нет, моя любимая. Так быстро не умирают. Ты будешь жить еще до-о-олго, до-о-олго.
Юлия крепко прижала ладони ко лбу, к глазам и щекам. Так крепко, что из глаз посыпались искры.
На какое-то время она застыла в таком положении. Потом наполнила стакан водой из-под крана, поднесла его к губам, но, осознав, что нет никакого смысла утолять жажду, вылила воду в раковину.
Одно из многих бессмысленных действий, которые отныне будут следовать друг за другом в ее жизни. Такие бесполезные виды деятельности, как мышление, чувствование, дыхание.
Она впервые подумала о своем бывшем муже,
Юлия вышла из ванной.
Кто-то заправил ее постель. На подушке лежала маленькая плитка шоколада. По одной плитке с каждой стороны.
Юлия поискала записку, которую ей оставила Лиза, «Мне очень жаль, мамочка», но на комоде ее не было. Вероятно, она отдала ее Даниэлю, Юлия уже не помнила.
Она подергала межкомнатную дверь, но она все еще была заперта на задвижку с Лизиной стороны.
Если бы у нее был ключ, она бы пошла в Лизину каюту, перебрала бы ее вещи.
Она же знала, что случилось. Знала мотивы. Осознала свою вину.
Юлия раздвинула балконную дверь. Свежий ветер разметал ее волосы.
Для этой части Атлантики море было на удивление спокойным, был почти полный штиль, в отличие от волнения, царившего еще в полдень. Наиболее высокие волны производил сам лайнер.
В вечернем воздухе ощущался слабый запах морской соли и дизельного топлива. С верхнего балкона до нее донесся смех. Издали доносилась танцевальная музыка, которая смешивалась с шумом моря. В программе развлечений на борту «Султана» шел вечер караоке.
«Зачем? – подумала Юлия и подергала поручни, через которые перелезала вчера ночью. – Зачем ты не дал мне упасть, Даниэль?»
Она перегнулась через перила и посмотрела вниз. Море уже не показалось ей грозным. Скорее зовущим. В шуме волн ей послышался шепот. Словно звучало ее имя. Заманчиво.
Она хотела крикнуть: «Лиза!» – но ее голос сорвался.
Вне себя от ярости и ненависти к себе самой, она ударила ногой по перегородке между балконами. Замолотила по ней кулаками. Еще раз пнула ее ногой. Еще раз. И еще.
На третий раз ее нога прошла сквозь тонкую пластиковую стенку.
Не разрушив ее.
У Юлии было такое чувство, словно она ударила ногой в пустоту. Она так сильно размахнулась, что чуть было не поскользнулась, и не упала только потому, что крепко держалась за перила.
Она уставилась на дверцу в перегородке, которую открыла ударом ноги. Эта дверца была похожа на откидную заслонку для кошки во входной двери частного дома. Только эта дверца оказалась намного больше, и через нее могла бы проскользнуть взрослая собака.