Двадцать три часа (СИ)

Какое-то время Плотникова и Легков еще ругались, и кто-то из них обратил внимание на то, что малыш уже не плакал, а тихо стонал. Легков завернул ребенка в одеяло и отнес в ванную, включив воду, чтобы заглушить для соседей стон.

— Мы не хотели звонить в скорую. Нас могли бы обвинить в том, что мы избили ребенка.

Они перестали скандалить и просто легли спать.

— Утром Гришка меня разбудил... и сказал, что он умер...

У нее все было невероятно просто — сейчас. Юрка печатал, не глядя ни на клавиатуру, ни на экран, и думал: а как оно было — тогда? Или тоже все было просто? Он ловил себя на мысли, что не хочет об этом знать.

В соседнем кабинете допрашивали Легкова. Юрка не был уверен, говорит ли он то же, что и Плотникова, и взял ли вину на себя или валит ее на сожительницу. У преступников виноват всегда подельник. Всегда, пока обратное не докажет экспертиза, не установит следствие и суд.

— А что нам было делать? Гришка вынес его потом... куда-то отвез, я не знаю куда. Попытался сжечь, но куда там, зима. Вернулся, мы стали думать...

Было в этом признании что-то такое, во что не хотелось верить. Спокойствие? Нет. Равнодушие. Безразличие к загубленной детской жизни. Юрке хотелось кричать от бессилия, но он терпел и думал, что и следователю точно так же хочется кричать.

— Гришка сказал, что мы инсценируем похищение. Когда я услышала по телевизору, что будет снегопад, позвонила ему, не знаю, как он там на работе решил, но приехал. Снег должен был замести все следы.

Не замел. Наоборот, дал первые зацепки. Юрка оказался победителем, но не чувствовал радости. Никакой.

— Мы все заранее приготовили. Я даже не знаю, что вдруг пошло не так. Все равно же его не вернуть, а нам теперь... нас теперь обоих посадят, да?

Юрка оторвался от протокола. Плотникова смотрела на следователя глазами, полными слез, а потом не сдержалась и заревела.

Юрка перевел взгляд на следователя. По его лицу было видно, что он готов сказать очень многое, но вместо этого сухо и очень правильно произнес:

— Это решит суд.

Без пятнадцати девять Юрка зашел к полковнику Красину и положил ему на стол копию протокола. Красин сидел за столом, мрачный, какой-то потерянный, и Юрка, ни слова не говоря, кивнул, дождался ответного кивка и вышел из кабинета.

В его собственном кабинете давно погас компьютер. Юрка подошел, пошевелил мышь. Экран загорелся приветствием операционной системы.

«Надо же», — лениво подумал Юрка. На заработавший компьютер сейчас ему было глубоко наплевать. Он оделся и вышел на улицу.

Возле ОВД уже не было никого. Юрка постоял, вдыхая вечерний воздух. Он любил свой город, не потому, что других городов особо не знал, просто — любил, а сейчас чувствовал себя этим городом преданным.

Хлопнула дверь, на улицу вышел Лагутников, молча встал рядом с Юркой и думал, наверное, о том же самом.

— В такие минуты я спрашиваю себя, хорошо ли мы все работаем, — в сторону сказал Лагутников. — Мы работаем очень херово...

— Двадцать три часа прошло, — осторожно заметил Юрка. — А дело уже раскрыто.

— Молодой ты еще, — Лагутников положил руку ему на плечо. — Дуй домой, лейтенант...

— А ты?

— И я, — Лагутников похлопал его по плечу, — и я тоже пойду домой.

Юрка долго смотрел ему вслед, потом повернулся и пошел по направлению к дому.

Город снова был припорошен чистым снегом, белый, тихий, спокойный, как будто бы в нем ничего не случилось. А Юрка думал, что Лагутников в своей недосказанности был прав, что они опоздали.

В скверике, прямо на заснеженной лавочке, ворковала молодая парочка. Юрка покосился на них неприязненно... в каждой такой паре он еще долго будет видеть Плотникову и Легкова. Может быть, со временем это пройдет.

По холодному металлическому лицу Ильича катилась снежная слеза, и он, конечно же, не мог согнуть металлическую руку, чтобы смахнуть слезу и снова оказаться уверенным и наивным незыблемым символом маленького уездного городка.

Конец