Двадцатые годы

— Так увозите!

— Я и хотел… — Он хлыстиком принялся сбивать рыжие султаны сирени. — А она не хочет.

— Почему?

— А может быть, отправить и тебя? — неожиданно предлагает Быстров.

— Мне ничто не грозит.

— Вождь молодежи!

— Смеетесь?

— Мне, брат, не до смеха.

— Сами учили: спектакли, танцы…

— Вот и говорю: легко дотанцеваться.

— Но вы сами сказали, что нужно остаться.

— Нужно-то нужно, мальчик из богатого дома…

— А говорите — отправить!

— Ума не приложу…

Пахнет медом, душистым липовым медом, звенит пчела, вьется вокруг головы. Славушка отмахивается, но пчела носится вокруг, как угорелая. Не надо махать руками.

— Ну, прощай, — произносит Быстров.

Славушка не успевает ответить, Быстров ныряет в заросли сирени, и его уже нет. Куда это он? Если в Семичастную, не миновать усадьбы Введенского. Андрей Модестович не слишком-то обожает Советскую власть. Как это Степан Кузьмич не боится?

20

Странное затишье. Точно все замерло — и в людях, и в природе. Близилась осень, а никто о ней будто и не думал, неопределенность порождала леность мысли, даже Федосей и Надежда двигались, как сонные мухи, даже Павел Федорович меньше хлопотал по хозяйству, все уединялся с Марьей Софроновной. Вера Васильевна по-прежнему заранее готовилась к занятиям, перечитывала учебники, доставала книги, делала выписки.

Утром она выпросила у деверя лошадь съездить в Козловку, там учительствовали две сестры — Ольга Павловна и Варвара Павловна, фамилия одной Шеина, другой — Франк, Варвара Павловна замужем за бароном Франком, и все в округе зовут обеих сестер баронессами. Франк, выйдя в отставку, был он военным инженером, поселился в деревне, жена и свояченица, хоть и происходили из дворянской семьи, в молодости встречались с Фигнер и Засулич, сами едва не стали народоволками и служение народу считали первейшей обязанностью всякого образованного человека. Поэтому имение приобретено было ради идеи: сестры решили выстроить школу и посвятить себя просвещению крестьян. Постройка школы совпала по времени с русско-японской войной, брат Ольги и Варвары, морской офицер, командовал крейсером «Светлана», потопленным японцами в Цусимском бою, он тоже был настолько предан идее долга, что так, стоя на капитанском мостике, и пошел ко дну вместе со своим крейсером. Сестры назвали школу в честь брата «Светланой».

Козловка выделялась среди окрестных селений, почти все ее жители были грамотны, книги и мыло водились в каждой избе, а возле многих изб росли вишни и яблони.

Вера Васильевна познакомилась с Ольгой Павловной на учительской конференции, пожаловалась на отсутствие иностранной литературы и получила приглашение приехать в Козловку за книгами.

Хоть и неохотно, но лошадь Павел Федорович дал, и Вера Васильевна с сыном с утра покатили в гости.

Сестры мало схожи, хоть и погодки, им лет под шестьдесят, Ольга Павловна грузна и медлительна, Варвара Павловна подвижна и худощава, под стать мужу, худенькому полуслепому старичку с короткой бородкой.

Гостей встретили радушно, напоили чаем, угостили яблоками и повели в школу, в которой хранилась библиотека.

В простых некрашеных шкафах Байрон, Диккенс, Гёте, Шиллер, Гоголь, Достоевский, Лермонтов, Пушкин, Толстой, Тургенев, Бальзак, Гюго, Дидро, Руссо…

У Славушки разбежались глаза.

Ольга Павловна раскрыла шкафы.

— Выбирайте.

— Берите, берите все, что надо, — предлагал Франк, тыча вверх сучковатой палкой.

Вера Васильевна смущенно развела руками.

— Не могу. Полные собрания. Страшно разрознить…

— Мы не знаем, что будет завтра, говорят, деникинцы жгут школы, убивают учителей, — уговаривала Ольга Павловна гостью. — Не стесняйтесь…

Вера Васильевна поколебалась, взяла два томика Мопассана, томик Беранже, тем более что в Успенском, в библиотеке Нардома, есть Беранже в переводах Курочкина, томик Гейне, томик Гауптмана…

Старик осторожно притрагивался к корешкам книг.

— Набирайте, набирайте…

Набралась тяжелая связка.

— Я верну весной, по окончании учебного года.

— И отлично, — одобрила Ольга Павловна. — Захватите с собой еще яблок.

— У нас есть яблоки…

— Не такие, как наши, — возразила Ольга Павловна. — У нас сорта, выведенные Алексеем Павловичем…

Вернулись домой и узнали, что началось отступление. Пока они были в гостях, через Успенское прошла большая воинская часть, усталые люди, безразличные ко всему на свете. Больше не показывался никто, и Славушка лег спать разочарованный.