Глава 11
И он один остался
Эмили сказала, что вина – напрасное чувство, но я в этом сомневался. Я понимал, о чем она – прошлое все равно не изменишь, но именно чувством вины как инструментом умело пользовалась моя мама, воспитывая нас с Мардж. «Ну-ка, доедайте все, что есть в тарелке! Знаете, сколько людей в мире голодают?» – это мы слышали постоянно, особенно когда мама подавала на стол «сюрприз из остатков» – название в точности соответствовало вкусу этого блюда. Все, что залежалось в холодильнике к концу недели, попадало либо в рагу, либо в лазанью, и нам с Мардж оставалось догадываться, можно ли вообще сочетать говядину терияки и курятину с феттучини так, чтобы получившейся едой не пришлось давиться. Чаще других мы слышали такие способы внушать чувство вины, как «если бы ты на самом деле любил своих родных, то охотно выносил бы мусор» и «может, когда-нибудь ты и полюбишь маму – настолько, чтобы без напоминаний подметать веранду», и все они сразу же тяжким грузом валились мне на плечи, заставляя думать о том, как я мог родиться таким чудовищем.
Пользуясь этим инструментом, чтобы подчинить нас себе, моя мама виноватой себя не чувствовала, и порой я жалел, что не могу быть таким же, как она. Мне хотелось уметь просто прощать себя и жить дальше. Но с другой стороны, если я на самом деле хотел измениться, почему же не делал этого?
Однажды, когда Лондон не было еще и трех лет, я вел ее тропинкой по краю парка. Мы гуляли недолго и прошли не так много, но примерно на полпути я заметил, что она устала, и указал ей на пенек, где можно было посидеть и отдохнуть.
А секунду спустя она вскрикнула и вдруг громко расплакалась, явно от острой боли. В панике я подхватил ее на руки, пытаясь понять, что, черт возьми, случилось, и вдруг заметил у нее на ноге нескольких муравьев.
Но это были не просто муравьи. Это были огненные муравьи, страшно агрессивные. Они жалили, оставляя волдыри, и пока я смахивал этих, заметил других. Они были повсюду – на ее одежде, в носках, даже в обуви. Я мгновенно поставил Лондон на ноги и начал срывать с нее одежду так быстро, как мог, вплоть до памперса. Я давил и смахивал муравьев, сам был ужален бесчисленное множество раз, а потом бегом понес моего плачущего ребенка к машине.