Дваждырожденные

— Думаю, если бы боги хотели просто стереть нас с лица земли, они бы давно это сделали. Не забывайте, что с ними говорили Арджуна, Юдхиш– тхира. Ни тот ни другой не ощутили угрозы. Ка кой смысл им воплощаться в человеческие фор мы и являться Пандавам, если конечная цель — просто истребление неугодных. Я куда больше опасаюсь гнева смертных. Мой отец Шине завое вал сердце царевны Деваки на лихой сваямваре ядавов. Но только посадил он ее в свою колесни цу, как напал на него царь Сомадатта, тогда еще совсем молодой, необузданный дваждырожден– ный. Шине победил его в честном поединке, по валив на дорогу прямо на глазах у Деваки и мно гих высокородных кшатриев. Не желая убивать юного собрата, преисполненный силой брахмы, Шине лишь оттащил его за волосы от колесницы и сказал: "Живи".

Конечно, поступок недостойный мудрого дваждырожденного — я имею в виду таскание за волосы.

После этого Сомадатта, даже обретя власть и мудрость, сохранил в сердце ненависть к моему отцу. Говорят, что до сих пор приносит он жертвы богам, прося об отмщении. Передал он свою ненависть к моему отцу, а заодно, и ко всем ядавам, своему сыну Бхуришравасу. Вы, наверное, видели его знамя в рядах врагов. На нем изображен жертвенник с пылающей брахмой. Так созревают кармические плоды необдуманных деяний. Даже я не смог остановить эту вражду, хоть и пытался.

Что уж говорить о питаемой тысячами устремлений вражде Пандавов и Кауравов? Нет, не будет примирения и, наверное, не будет чуда. Не думайте сейчас о путях богов. Погибнете ли вы завтра или переживете всех нас, ничто уже не отберет сокровища — пережитого и напитавшего ваш Атман нетленного зерна духа. Поэтому отбросьте сомнения и выполняйте свой долг со спокойным и ясным сердцем.

Сатьяки Ююдхана замолчал, прислушиваясь к ночному пению лягушек и потрескиванию веток в нашем костре. Воины в лагере уже заснули на своих плащах, брошенных на теплую землю. Казалось, мы были одни под бескрайним черным небом последней юги, и никто в целом мире не мог услышать нашего разговора. Но все равно последние слова Сатьяки произнес шепотом, словно передавая тайну, предназначенную лишь нам троим:

— "Познавшим поле" называют Сокровенные сказания того, кто видит многомерность нашего мира, а, значит, способен, не отводя внутреннего взора от Высоких полей, преуспевать и в земной жизни, принимая долг, труды и страдания. Коли воплощены мы в телесной форме, значит, не уход, а борьба предначертана нам. Может быть, вы умрете завтра, может быть, переживете всех дваж-дырожденных, но уже ничто не отнимет у зерна вашего духа силу сегодняшних переживаний. Это и просил меня передать вам Юдхиштхира.

* * *

Пал Бхишма. Войско Кауравов выглядело, как небосвод, лишенный луны. Но если и были у Юдхиштхиры надежды на то, что с гибелью полководца враги ослабнут и погрязнут в соперничестве, то им не суждено было сбыться. Вернулся под знамя Дурьодханы солнцеподобный Карна, облаченный в сияющий панцирь брахмы и полный решимости сражаться. Десять дней уклонялся он от битвы вместе со своими воинами. Теперь же хорошо отдохнувшие кшатрии страны Анга рвались к победе и славе. Говорят, что Карна почтил поверженного патриарха Бхишму на ложе героев, приветствуя его как главу рода и предводителя дваждырожденных:

— Поистине в этом мире нет ничего незыбле мого и никому не дано пользоваться плодами сво их добродетельных заслуг, раз даже ты, познав ший Высокие поля, лежишь здесь.

Так сказал Карна, склонившись над останками патриарха. И — о чудо! Оказывается, в недрах могучего тела, пережившего все положенные смертному сроки, непостижимым образом тлела искра жизни. Бескровные веки Бхишмы дрогнули. Едва уловимое движение прошло по древкам торчащих стрел. Открылись глаза, незамутненные ни болью, ни смертным томлением.

Голос звучал глухо, словно поднимаясь со дна колодца:

— Все идет по пути, предначертанному Уста новителем. Не дай сомнениям замутить твое сер дце. Пусть туман майи закрывает прошлое, развеивая славу предков. Выполняя долг, ты открываешь путь к будущему.

Я не хотел сражаться, пока ты ведешь битву. Может быть, я совершил ошибку, — сказал Карна с видимым усилием, приводя себя к смирению. — Дашь ли ты теперь мне свое благословение?

Ты приходишься мне внуком, так же, как и Дурьодхана, — ответил патриарх, — единоутробное родство для дваждырожденных — ничто. Цепи долга и узоры кармы соединяют нас помимо нашей воли. Будь прибежищем для войска Кауравов, как океан для рек и плодородная почва для семян.

Когда соглядатаи донесли до Пандавов эти слова, никто, кроме Юдхиштхиры, не понял их смысла. Бхимасена просто назвал разговоры о родстве горячечным бредом умирающего. Однако старший Пандава сделался задумчив и еще раз предупредил Арджуну о грозящей ему смертельной опасности от руки Карны. От меня не укрылось, что ни Бхимасене, ни близнецам он подобных предупреждений не делал.

Карна, похоже, по-своему понял смысл слов патриарха. По крайней мере, как нам передали, сказал он такие слова: