Две березы на холме

И вот что мучило меня: смогу ли не закричать? И еще: зачем фашист моет руки? Но я все же смалодушничала во сне, не дала себя пытать: пока фашист мыл свои веснушчатые руки, я, пятясь и пятясь потихоньку к двери, надавила на нее спиной и выскользнула в коридор! И по длинному пустому коридору мчалась бесшумно и невесомо, к далеко светлеющему окну. Прыжок в окно! По ржавым кочкам, сквозь осоку и камыши - к лесу! Погони за мной не было!

В лесу я проснулась. Меня будила мама.

Этот сон я видела в третий или в четвертый раз. Меня он мучил сомнением: выдержу ли я пытку? Но всякий раз я уходила от пытки. Так же как сегодня ночью. Бывало и чуть иначе: на эту жуткую белую пыточную комнату падала бомба - и меня отшвыривало на мягкое болото, поросшее ржавой осокой и камышом.

А мне оставалось по-прежнему спрашивать себя: закричу или не закричу? Другого сомнения - выдам тайну или не выдам? - не было.

Песенка испанских антифашистов, песенка, неизвестно откуда взявшаяся, - читала я где эти слова или слышала, не помню, просто знаю ее и будто всегда знала, сколько живу, - эта песенка не позволяла мне сомневаться. Пелась она негромко, задумчиво. И в середине каждой строфы была пауза. Она словно давала время подумать самой: а что же будет дальше? И каждая строфа такая короткая, а словно отдельная история.

Жили три друга-товарища

В маленьком городе Эн.

Были три друга-товарища

Взяты фашистами в плен.

Стали допрашивать первого,

Долго пытали его…

Умер товарищ замученный

И не сказал ничего.

Стали второго допрашивать,

Пыток не вынес второй -

Умер, ни слова не вымолвив,

Как настоящий герой.

Третий товарищ не вытерпел,

Третий язык развязал.

- Не о чем нам разговаривать! -

Он перед смертью сказал.

Их закопали за городом,

Возле разрушенных стен.

Вот как погибли товарищи

В маленьком городе Эн.

Все было не просто так в этой песне, как, может, кому покажется: и то, что трое их, товарищей, как бывает обычно в сказках - три брата, три дороги, три девицы, три богатыря; и то, что каждому из них досталась одна судьба; и то, что повторили друг друга первых двое, а третий… Вот сколько раз твердила я про себя песню, сколько уж я ее знаю - всю жизнь! - а каждый раз, как дохожу до слов: «Третий язык развязал» - так, будто в первый раз, сердце у меня замирает в жутком, постыдном подозрении: «Скажет… Неужели пощады попросит?…» «Постыдном» говорю потому, что, боясь за третьего, боясь его слабости, я чувствовала, что его слабость - мне поблажка, что мне может проститься, если что, моя слабость… Но тут кончалась пауза, делящая строфу пополам, и, очищая мою совесть, говорил палачам третий: «Не о чем нам разговаривать…» Он устало это говорил, он умирал… Даже на презрение не оставалось у него сил. Но то, что он все-таки выговорил, было как месть за двух его товарищей. И за меня тоже. Вот так и будет. И больше никак. Мы с ним были заодно. И я была им. Третьим товарищем.

Ведь песня не называла имен. И город не называла. Эн - ведь не название, а вместо названия. И это тоже было - я знала - недаром.

Песня зазвучала в моей голове, как только меня разбудила мама и сказала, что пора собираться. Скоро подойдет лошадь. Мне хотелось заплакать, но я слышала негромкую песню и сдержалась. Надо - значит, надо. Пусть на сердце тяжко. И плакать хочется от предчувствия всяческих бед, которые, конечно же, свалятся на меня в Пеньках.

Одно пока хорошо с этими Пеньками: дорога. В совхоз идешь - приметы отмечаешь, а в Пеньки зато на лошади. Где поедешь, где побежишь, чтоб лошадка отдохнула. Девчата сразу песни завели. Поёшь - и все забывается: зачем, куда, на сколько собрались. Дрожки на кочках поскакивают, голоса подпрыгивают, прерываются.

Лена много песен знает, каких я раньше не слыхивала. Например: «Вздыхая розы аромат…» Прислушавшись, я поняла, что надо не «Вздыхаяро», а «Вдыхая розы аромат…».

Песня была очень красивая - грустная, напевная, даже не просто грустная, а жалобная.

Как человек вспоминает про свою любовь, вдыхая этой розы аромат. Особенно конец хороший - гордый:

Вам возвращая ваш портрет,

Я о любви вас не молю.

В моем письме упрека нет,

Я вас по-прежнему люблю.

Хорошо бы так кому-нибудь… И все, и конец. Я эту песню с одного раза запомнила.

А свою песню про трех товарищей я ни за что бы не запела при всех. Я ее только в голове своей пела или когда знала, что совсем-совсем одна и ни одна живая душа меня не слышит.

Из военных песен девчата тоже больше про любовь пели:

Ночь коротка,

Спят облака…

И «На позиции девушка провожала бойца…», и «Темную ночь…».

Так с песнями ехали, но в школу опоздали.

Вот так наказание!

- Ой, да не бойтесь! Мы каждый понедельник опаздываем! - учила нас Лена, когда подошли мы ко враждебно молчащей школе. - Поругают, конечно, а что делать?! Если б сразу с подводы в школу…

Да, правда, надо же было продукты развезти по домам и сгрузить. Да идти еще сколько опять до школы.